|
         Автор под псевдонимом “Лейла Вечная” заявляет о себе уверенно, о чем не двусмысленно говорит его псевдоним, хотя, как сказал классик: ”Ни что не вечно под луною”. Я понимаю это как серьезное заявление о том, что дальнейшая жизнь автора будет посвящена творчеству, которое останется заметным в истории. Желаю Лейле Мамедовой воплощения в жизнь всех ее творческих планов, а пока можно отметить имеющиеся в наличии безусловные способности и желание писать в разных стилях, отдавая предпочтению “измам”.
Познакомиться более полно с творчеством Автора Вы можете по адресу: http://www.proza.ru/author.html?leylam . |
БЕЗ НАЗВАНИЯ. Дотянуться бы строчкой до облака, Расплескать бы остатки сознания Белоснежною рифмой невидимой И причины не ведая истинной Превратиться в весеннюю радугу, И собою внимать откровение... И исчезнуть в тумане предутреннем За собою следов не оставить бы, Чтобы грусть оставалась неведомой Для беспечных детей и отшельников, Пусть они не увидят желания Дотянуться до облака строчкою, Пусть живут настоящим и веруют, Что итак облака все подвластны им... Пусть они никогда не почувствуют, Все величие неба далекого, Расстоянье, для нас необъятное... Дотянуться бы строчкой до облака, Превратиться бы в слезы дождливые, И смывать бы осколочки разума, Чтобы тучи мои сиротливые На безделье себя не растратили, А проплыли бы небо бездонное И кружась над последним дыханием Поцелуем согрели бы облако... |
А мне этот вечер не кажется грустным, Хотя ты и шепчешь чужое "прости", Хотя в моем доме и страшно и пусто, Мне нравятся улиц моих фонари. Мне нравится город, моргающий смело Узорчатой дробью квартирных огней, Мне нравится жизнь! Ею я заболела! В нее я хочу окунуться скорей. И хочется мне захлебнуться в улыбках, Которыми пахнет теперь кислород, Я счастлива здесь! И теперь как-то дико, Понять, что так скоро любимый уйдет. Хотя, эта осень не кажется страшной, Не души сломались же, просто нет сил Терпеть суету, называя вчерашней Мечту о сращении павших двух крыл. И знаешь, наверно, все правильно в жизни, Нам сложно бы было вдвоем осознать, Простую банальность: Чем дальше - тем ближе, Чем чище любовь, тем больнее терять... |
Предсказали непогоду, И сказали,что умру, Лето близится к исходу, Ну а я чего-то жду. Может осени дождливой? Может листьев золотых? Отчего мне так тоскливо От идей моих простых? Говорят,не доживу я До начала ноября, Очертание июля, На листке календаря. Настроение такое, Что поверить не могу, В то,что самое святое Ни за что не сберегу... Ну а самое святое Это осень и закат. Это самое святое? Нет,сказала наугад. Золотая непогода, Я мечтаю о тебе А до осени полгода, Продержаться надо мне Ангел мой сидит со мною, И пророчит мне беду: "Видишь бороду седую? Извини,не потяну..." Я иль ангел мой быстрее Душу отдадим творцу? Осень,приходи скорее, Жизнь моя близка к концу. Предсказали непогоду, И сказали,что умру... Лето близится к исходу... |
Ursa Minor
Эмиль ненавидел душное метро,
толпу торопящихся куда-то одноликих людей, которые готовы сбить друг друга с ног, лишь бы не опоздать на
спешащие в унисон им вагоны. Но, несмотря на свою неприязнь к метрополитену, ему
приходилось каждый день ездить на нем в институт, уподобляясь торопящимся
одноликим людям, сбивая с ног прохожих в надежде успеть вовремя сесть за свою
парту и не получить нб.
Он сидел в полупустом вагоне, и все еще думал о приснившемся кошмаре, в
котором сердитый человек вырвал из него какой-то орган огромными щипцами. Думал
над тем, чтобы это могло означать? Может, он скоро заболеет или у него что-то
украдут? Обычно потерю чего-то важного означают сны, в которых у тебя чего - то
стало меньше. Он не успел сделать необходимого ему умозаключения о вещем сне,
как в вагон вошла весьма привлекательная девушка со жгуче-черными волосами,
которые расплывались волнами по обнаженным плечам. Его словно ударило током. Он
машинально встал, чтобы уступить девушке место. Напрочь позабыл о том, что в
вагоне почти никого нет,и добрая
половина пассажирских мест пустует. Девушка сделала вид, что не заметила его
глупого поступка. Плавной походкой она прошла к сидению напротив и села возле
дремлющего старика. Эмиль понял, что выглядел как идиот, когда автоматически
вскочил уступать место и поэтому решил не садиться обратно. Он подошел к двери,
делая вид, что ему выходить на следующей станции. Она сидела неподвижно, и,
чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд, смущенно смотрела себе под ноги.
Через две станции машинист объявил «Эльмляр Академиясы». Девушка встала
и пошла по направлению к дверям. Эмиль пошел за ней, заранее обрадовавшись
благополучному совпадению. Он подумал, что было бы неплохо, если бы она тоже
училась в БГУ.
Он давно не встречал таких красивых девушек. Она была очаровательна.
Строго расчерченные черты лица, амбициозный взгляд и нахмуренные брови
незнакомки напомнили Эмилю его первую любовь. Он решил подойти к этой красавице
и познакомиться, во что бы ему это не стало.
Эмиль был белокурым, светлоглазым молодым человеком, высокого роста,
спортивного телосложения и чем-то напоминал средневековых рыцарей. Во всяком
случае, так он ассоциировался у многих своих знакомых. Поэтому самоуверенности
в нем было, как говорится, хоть отбавляй.
Девушка вышла из метро и направилась в сторону института, в котором
учился Эмиль. «Ура», пронеслось в голове. Он шел за ней как тень и иногда
набирался наглости и заглядывал прямо ей в лицо, загадочно улыбаясь. Он все еще
обдумывал, с каких же слов лучше начать знакомство, когда улыбнулся в очередной
раз.
- Слушай, отстань да! – не
выдержала девушка и еще сильнее нахмурила брови, предварительно бросив на него
презрительный взгляд, украшенный монотонным взмахом ресниц. В этот момент она
показалась ему еще прекраснее, и он не нашелся, что ответить и опять нагло
улыбнулся.
- Придурок, - раздраженно
фыркнула она и ускорила шаг.
Эмиль понял, что пора и ему что-то сказать и как назло в этот момент не
смог придумать ничего более подходящего, чем:
- Я хочу с вами познакомиться.
- А я не хочу.
- Почему?
- Потому.
- Но ведь у нас много общего.
- Что?! – ей даже стало
интересно, и она с любопытством ждала оправдания.
- Не верите?
- Нет.
- Ну, скажем…Ты увлекаешься
хоккеем?
- Больной что ли?
- Вот видишь, и я не увлекаюсь.
Значит, у нас уже есть что-то общее.
- Иди лечись.
- Ну, почему сразу лечись?
Создадим с тобой клуб антихоккеистов и будем вместе не любить хоккей.
Девушка рассмеялась.
- А как тебя звать, коллега? –
Эмиль обрадовался, что ему удалось растопить лед в этой хмуробровой красавице.
- Сабина, - без особых
сопротивлений ответила та.
- А я Эмиль. Очень красивое имя у
тебя.
- Знаю.
До ворот института они дошли уже друзьями с общими интересами. Эмиль
проводил Сабину до кабинета, они обменялись
телефонами и договорились созвониться вечером.
Этот весенний день переполнял сердце Эмиля неописуемым восторгом. Он с
жадностью глотал пропитанный улыбками воздух и мысленно благодарил Бога за то,
что ему посчастливилось родиться на свет. Жизнь прекрасна, когда умеешь
правильно ее воспринимать, ведь реальность это только восприятие окружающего
мира, это способность в каждой картине замечать яркие краски, игнорируя серые и
темные, это искусство верить в неизбежность хеппи-энда, во вспепоглащающее
счастье во всей вселенной.
Эмиль с отличием окончил школу, поступил в институт на факультет
прикладной математики и жил припеваючи. Будучи единственным ребенком в семье,
он никогда ни в чем не знал недостатка. Родители боготворили сына и мечтали
благополучно обустроить его жизнь, всячески стимулируя в нем желание построить
себе карьеру. Счастливая звезда не оставляла его в покое ни на минуту. Она не
уставала ниспосылать ему яркие краски, самые - самые яркие.
Будущее, словно только что вычищенное зеркало, должно было с точностью
отражать лучи апрельского солнца, которое освещало своим теплом и искренностью
их детские мечты.
Отец Тельмана зашел в комнату к сыну, вспомнив, что они давно не
разговаривали по душам.
Худощавый юноша, томно погрузившийся в глубокое кресло, безучастно
глядел на стену. Бледное лицо с осунувшимися щеками придавало ему болезненный
вид. Если бы не черные волосы и не темно карие глаза, его можно было бы даже
назвать некрасивым, но этот резкий контраст бросался в глаза и притягивал к
себе.
- Как прошла тренировка? – с
участием поинтересовался отец и окинул комнату беглым взглядом.
- Ничего, протекает, как прежде.
Родители Тельмана всегда хотели, чтобы их сыновья пошли по стопам семьи
и стали врачами. Шаин, старший брат Тельмана, оправдал их надежды; окончил медицинский институт и стал
стоматологом. А Тельман с раннего детства сопротивлялся их желанию, сразу же
после окончания школы он посвятил себя бесконечным тренировкам, надеясь в
будущем создать себе безукоризненную спортивную карьеру.
- Сегодня Аля приходила, - сказал
отец и как-то хитро улыбнулся. – Она возмущена, что в последнее время ты совсем
не появляешься дома, и не уделяешь ей времени. Сказала, что с этим футболом ты
совсем забыл про друзей.
- Я сам к ней попозже зайду.
Аля жила в соседнем блоке и дружила с Тельманом уже три года. Ей было
всего четырнадцать, но её необычайный ум порой удивлял даже взрослых. Тельман
испытывал к этому хрупкому созданию самые теплые дружеские чувства, ему
нравилось разговаривать с ней, выслушивать ее по – детски взрослые мысли,
делиться с ней своими переживаниями и мечтами. Ей он мог доверить все, потому
что она не могла запретить ему что- то, как родители, не могла отчитать его,
как Шаин или Эмиль, не могла завидовать ему, потому что была всего лишь
маленькой девочкой, которой Тельман был интересен, возможно, только в силу
того, что был намного старше нее самой.
- Кстати, а скоро уже в «Шяфу»
возьмут?
- Пока неизвестно, вроде бы
скоро. Асиф, тренер молодежной «Шяфы», на прошлой неделе сказал, что если я и
дальше буду продолжать в том же духе, обязательно возьмет меня к себе.
- Дай Бог, пусть возьмет.
Он увидел на стене очередной
плакат какого-то футболиста и прищурился, чтобы разглядеть, какого футболиста
боготворит сын на этот раз.
- Опять итальянец?
- Да, Дель Пьеро, - ответилТельман для галочки.
- По-моему, он уже отыграл свое,есть куда более перспективные игроки.
- Он лучше всех.
Отец на пару секунд задумался, а потом вдруг добавил:
- А все-таки напрасно ты не стал
поступать в институт, все – таки футбол занятие не надежное. Кто знает, что
завтра будет. Нужно иметь профессию, чтобы всегда суметь заработать себе кусок
хлеба, а футбол это больше игра, чем профессия.
- Папа, меня тянет к футболу, я сделаю себе спортивную карьеру!
- Это твой выбор, сынок, если тыхочешь стать именно футболистом, стремись к этому. Ты же знаешь, я уважаю твой
выбор.
Тельман благодарно улыбнулся отцу. Он знал, что родителям хотелось бы
видеть его врачом, а не футболистом и поэтому мечтал добиться в спорте
недосягаемых высот, чтобы доказать им: «Я сделал достойный выбор!». Тельман
играл в подростковой футбольной команде «Ю – 19» с шестнадцати лет и теперь уже
собирался перейти в молодежную «Шяфа». Целыми днями он пропадал на тренировках.
Наконец, он собирался играть в более серьезной команде и не хотел ударить лицом
в грязь перед Асифом. Конечно, счастливая звезда, оберегавшая от невзгод и
неудач с самого детства, не могла подвести и на этот раз. Не было никаких
сомнений в том, что Асиф возьмет его в свою команду и родители все же поверят в его выбор.
Тишину вечерних минут нарушил долгожданный телефонный звонок. Эмиль стремглав
подбежал к телефону и схватил трубку:
- Алло?
- Эмиль?
- Да, привет, Сабиночка.
- Привет. Как дела?
- Превосходно, ты как?
- Я тоже ничего. Эмиль, я сейчас
не могу говорить, у нас гости. Просто я обещала позвонить и поэтому позвонила.
Извини меня, ладно?
- Конечно, Сабина. Без проблем. А можно я завтра зайду за тобой после занятий?
- Заходи.
- Тогда до завтра.
- Пока.
Узнать Сабину поближе в этот вечер было не суждено. Но он уже точно
знал, что она ему не просто нравится. Он уже испытывал к ней очень теплые
чувства и был абсолютно уверен, что Сабина и есть девушка его мечты.
Ему не хотелось оставаться дома в столь замечательную погоду. Общительность
никогда не позволяла ему замыкаться в себе. Не долго думая, он решил сходить к
Тельману на тренировку, которая к этому времени должна была закончиться.
Когда Эмиль подходил к стадиону, Тельман уже шел ему на встречу со спортивной сумкой на плече.
- Где пропадаешь? – довольнопоприветствовал его Эмиль.
- На тренировках. Я ни с кем не успеваю общаться, кроме Аленьки, да и то только потому, что она сама каждый
день приходит к нам вечером. Такая хорошая девочка, просто чудо. Да, только вот чересчур умная,
я прямо боюсь иногда беседовать с ней, а то выставит дураком. В прошлый разопозорила меня при ребятах, видите ли я тупой, потому что не ничего не знаю о Кафке.Ужасный ребенок.
- Да, она у меня такая. А у меня вообще времени ни на что не хватает. Я в последнее время живу здесь, я же уже
собираюсь в «Шяфу» перейти, поэтому хочу зарекомендовать себя в лучшем виде.
- Ну, скажем, с этим проблем недолжно быть, Асиф такого игрока не упустит.
- Хочется верить…но ты же знаешь, мне ребята говорили, туда сложно попасть без знакомств.
- Ерунда! Ты незаменимый игрок!
- Да брось ты, куда там. У нас есть пара ребят, за их спиной стоят шишки…
- Выбрось эту чушь из головы, яверю в тебя.
Тельман виновато пожал плечами, стыдясь своей неуверенности. Хотя он
тоже был таким же неисправимым оптимистом, как и его друг, но он постоянно
сомневался в себе по неизвестным причинам.
Ребята направились в сторону парка, чтобы пройтись немного до дома.
-Да, думаю, у нас обоих в жизни все получится. Я иногда удивляюсь, что мешает людям быть счастливыми? Ведь все
в наших руках. Мы сами строим свою судьбу.
- Но не все ведь становятся любимчиками судьбы, как мы с тобой. Я думаю, что наши судьбы вершит Бог.
- Я не верю в Него, ты же знаешь.
- А напрасно. Многое теряешь.Скажем, оттого, что ты не веришь в Бога, теряешь только ты, а не сам Бог, ведь
какая Ему была бы польза от твоей веры? Чем бы ты смог отблагодарить Его? А,веря в Него, ты получаешь веру, самое необходимое, что есть в жизни, Егоблагословление. Я словно заново рождаюсь, когда молюсь.
- Аленька тоже так говорит,чудная она у меня. А я вообще никогда не молюсь и вроде тоже живой и не плохо
себя чувствую, - недовольным голосом отпарировал Тельман.
- Слушай, если я умру раньше тебя, молись хотя бы за меня.
- Я не верю в души, какой тебе был бы смысл от моих молитв? Никакого. Глупости ты говоришь.
- Мне бы хотелось, чтобы мой лучший друг молился за меня.
- Не буду, - улыбнулся Тельман. –И вообще, ты живучий как таракан, ты еще на сто лет дольше меня будешь жить.
Если будет ядерная война, выживут только крысы и ты.Ребята рассмеялись.
Тельман с детства был атеистом, несмотря на то, что отец совершал Намаз.
А мать время от времени рассказывала детям притчи из Корана, чтобы привить им
веру. Но он никогда не понимал, как можно верить в то, чего не видишь и не
слышишь, как можно верить в Бога,когда мир полон несправедливости и зла. Когда ему начинали читать мораль о религиях,он сразу же начинал свои размышления о том, что сама природа создана несправедливо, почему же люди пытаются отыскать справедливость в своих поступках? Если бы мир был создан Богом, он выглядел бы куда приятнее…, Сильные животные не пожирали бы слабых, борьба за выживание не стала бы основой цивилизации…
В детстве мальчики часто спорили на эту тему, но с годами поняли, что их
споры ничего не меняют и каждый остается при своем мнении. А может они просто
устали от этой темы, и она исчерпала себя в их постоянных беседах.
- Зайдешь завтра на тренировку? – поинтересовался Тельман, когда они уже дошли до двора.
- Нет, завтра не смогу. У меня свидание, - загадочно улыбнулся тот.
- Так что ж ты ничего не рассказываешь? Красивая?
- Оооочень!!! – торжественно воскликнул он, - ты даже не представляешь себе насколько.
- Тогда зайдешь, когда будет свободное время.
- Ну, скажем, зайду.
- Ээ, достал со своим «скажем». Смотри, девушку не замучай своим словечком, а то убежит.
- Ну, скажем, не буду, так уж и быть.
Народу в Губернаторском саду было много. Люди не хотели упускать
возможности насладиться долгожданным весенним ароматом и прогуляться по самым
красивым и романтичным местам города. Несмотря на это, Эмилю и Сабине все –
таки удалось отыскать более или менее свободную скамейку, на краю которой
сидела одинокая старушка.
- А по теории государства и права
у нас преподает Мясмя ханум, - с живым интересом рассказывала Сабина, - она
такая взяточница! Ужас просто, как свет таких на ногах держит! Она еще моему
дяде преподавала. Так вот, однажды она заставила одну группу купить ей машину,
иначе она никак не соглашалась ставить беднягам зачет. У ребят было безвыходное
положение и им пришлось купить ей машину. А когда они окончили университет и
получили диплом, они со спокойной душой подожгли эту машину!
- Именно так и было? – удивленно спросил он.
- Ну, не знаю, но все так и рассказывают. Вообще, у нас про нее много легенд, она над всеми студентами
издевается.
- А почему на нее никто не пожалуется?
- За ее спиной стоят большие люди.
- Да, все у нас делается через этих так называемых «больших людей», черт бы их побрал.
- Да, меня все это так злит…
- Мой лучший друг, который всю
жизнь посвятил футболу, никак не может попасть в молодежную Шяфы, потому что за
его спиной «больших людей» нет.
- Какой кошмар! - понимающе сказала Сабина.
Никогда прежде она не гуляла с парнем на второй день после знакомства,
никогда прежде она не позволяла себе так свободно разговаривать с почти
незнакомым человеком. Когда Эмиль зашел за ней после занятий, она без раздумий
заявила, что любимое место в городе у нее – это Губернаторский сад, и поскольку
она не была там около двух месяцев, им непременно нужно съездить туда.
- Какая красивая девочка, - вдруг
сказала старушка, сидевшая на краю скамейки и улыбнулась, - невеста твоя? – Спросила она у Эмиля.
Да, Эмилю очень хотелось бы, чтобы Сабина была его невестой.
- Да, она моя невеста, - несколько смущенно ответил он и посмотрел на реакцию Сабины, боясь разозлить ее.
Сабина почему-то не сопротивлялась такому заявлению. Она только мило улыбнулась старушке.
- Дай Бог вам счастья, смотрю на
вас и сердце радуется. И так тоскливо становится. Когда – то давно я сидела на
этой самой скамейке со своим женихом, - со вздохом сказала она. – Правда, тогда
в бассейне не было воды, финансов не хватало, был только пустой бассейн,
обложенный камнями. Но мне он больше нравился без фонтана, потому что тогда я
была молодая, и то время осталось для меня лучшим.
- А ваш муж еще живой? –
осторожно спросила Сабина.
- Нет, доченька, он уже давно
умер, теперь я прихожу сюда одна и вспоминаю наши встречи.
- А ваши дети?
- У меня только одна дочка, она
давно вышла замуж и уехала из Баку, теперь она приезжает только раз в два года,
чтобы навестить меня.
Сабине искренне стало жалко эту старушку, на лице которой она прочитала
безысходную тоску по своей юности.
- Бабушка, а может, мы с женихом
будем иногда навещать вас?
- Да, да, мы с моей невестой с
большим удовольствием навещали бы вас, - подтвердил Эмиль, скорее радуясь
возможности называть эту очаровательную девушку своей невестой, нежели
возможности навещать эту бабушку.
- Я была бы очень рада, видите
вот тот дом, - она указала рукой в сторону Девичьей Башни, - на первом этаже,
дверь слева, вы сразу найдете.
- Мы обязательно придем.
Вода в бассейне была прозрачной и лазурными струйками бежала по
аккуратно разложенным вдоль и поперек камням, напоминая о древней истории
города. Беспечные люди не желали освобождать скамейки, расставленные вокруг
фонтана, и создавали в Губернаторском саду атмосферу праздника и веселья. Эмиль
мог бы просидеть там с Сабиной до самого утра, если бы она не торопилась
вовремя попасть домой.
В половину первого беззвучно зазвонил телефон. (Эмиль успел отключить
звук, чтобы не мешать спать родителям). Он услышал голос девушки, которую знал
не более двух дней, но которая казалась ему самым родным человеком в мире.
Никогда прежде он еще не встречал людей, которые с такой легкостью могли бы
прокрасться в его душу и заставить отдать ключи от своего сердца. Они говорили
шепотом, чтобы никто не мог услышать их разговора. Говорили они поначалу о
самом простом, продолжили разговор о преподавателях университета, о коррупции,
затем стали обсуждать любимые фильмы и любимую музыку, а потом начали
рассказывать друг другу о своих самых сокровенных мыслях и мечтах. Теперь у
Эмиля не было никаких сомнений в том, что любовь с первого взгляда возможна,
что внешность не всегда обманчива, что Сабина – девушка его мечты.
Бледный свет луны окинул взором комнату сквозь прозрачный тюль, заменяя
иссиня – нежными сумерками кромешную тьму, которая царила здесь обычно, когда
Эмиль занавешивал окна. Он приподнял тюль и, наслаждаясь голосом Сабины,
посмотрел на почти беззвездное небо. Мерцающая где – то вдалеке звезда
улыбалась ему свысока, а он смотрел на нее и думал о том, что она сопровождает
его всегда, с того самого момента, когда они с Тельманом решили сделать ее
своей покровительницей, с того самого момента, как он начал верить в нее. Тень
его руки, приоткрывшая занавеску, скользила по подоконнику, и в каждом ее
движении Эмиль угадывал какие – то предзнаменования, выгодные ему.
- Сабина, я влюбился в тебя.
- Так не бывает.
- Я тоже думал, что так не
бывает, но теперь я понял, что это не так. Я люблю тебя.
- Банально, - ответила она в
смущении.
- Любовь никогда не бывает
банальной.
Она молчала в смущении, но в ее дыхании он угадал теплую улыбку, которая
способна была передаться сквозь длинный телефонный провод.
- Зайдем к той старушке? – как бы
отходя от темы, которая ставила ее в неловкое положение, спросила Сабина.
- Обязательно. А как ты думаешь,
мы тоже будем сидеть в Губернаторском саду через много-много лет, и вспоминать
нашу сегодняшнюю встречу?
- Не знаю.
- Я точно буду.
- Уже светает, посмотри в окно.
- Смотрю.
За окном и вправду светало. Мерцающая где - то
вдалеке счастливая звезда растаяла, не в силах бороться с господствующим над
ней солнцем. Послышалось чириканье птичек, будивших город пением каждое утро.
- Я хочу увидеть тебя прямо
сейчас, - вдруг сказал Эмиль, чувствуя необоримое желание увидеть сейчас же ее
глаза.
Она рассмеялась в трубку, позабыв о том, что говорить можно только
шепотом.
- Тогда приходи, я выгляну в
окно.
- Я приду через двадцать минут,
выгляни.
- Хорошо.
Солнечные лучи уже задиристо подскакивали на еще не успевшей раскалиться
от жары крыше. Асфальт уже чувствовал теплое дыхание немногочисленных колес,
обдававших его энергией, словно умывая улицы после короткой ночи. Дворник уже
размахивал метлой по безлюдным тротуарам и даже приоткрыл повязку на лице,
заметив, что пыли в это солнечное утро было ощутимо меньше, чем обычно.
Казалось, что ничто не может нарушить воцарившуюся гармонию в городе ветров,
что солнечные лучи навеки застынут на еще прохладной крыше, что воздух днем не
станет душным.
Дворник с метлой вдруг запел какую-то песню, мотив которой подобрал сам.
Да и слова, судя по всему, тоже.
В одной из квартир распахнулось окно и скрипом нарушило утренний покой,
царящий во дворе. Из него выглянула Сабина и посмотрела на поджидавшего ее
взглядом, полным влюбленности и одновременно растерянности, Эмиля. Она была в
ночной рубашке сиреневого цвета и всячески старалась уменьшить свой рост,
нарочно согнув ноги в коленях, чтобы не показаться ему смешной в своей пижаме.
Она застенчиво провела рукой по взъерошенным волосам и улыбнулась.
- Какая ты красивая, - почти
шепотом произнес Эмиль, боясь разбудить соседей на первом этаже. В руке он
держал букетик мелких фиолетовых цветов, наспех собранных возле дома. Он нарвал
илх, когда переходил дорогу Московского проспекта и увидел милые цветочки,
искусно рассаженные вдоль пыльной дороги. Он с восторгом смотрел на эту
девушку, полную детского очарования и женственности. В этот момент у него в
голове проскользнула мысль, что она явилась к нему из сказки; что она самая
яркая и красивая страница в этой сказке, и что его Счастливая звезда решила
вырвать эту страницу из книги и подарить ее Эмилю. Какая же щедрая была у него
Счастливая звезда! Какой же красивой была Сабина в это волшебное утро!
Вне себя от счастья, он чуть не
забыл про цветы.
- Это тебе, - он приподнял букет
над своей головой так, будто Сабина сможет протянуть к нему свои нежные руки со
второго этажа и взять его.
- Спасибо, - еще тише, чем Эмиль,
сказала Сабина, восторженно созерцая принесенные ей цветы. Она не переставала улыбаться.
Ему нравилось, как солнечные лучи играли с ее растрепанными волосами. Хотя, в
какой-то степени он даже ревновал ее к солнечным лучам, которые бесстыдно
перешли к ней после того, как устали играть с накалявшейся крышей.
- Ты самая лучшая…самая…самая!
Ему сложно было подобрать слова, потому что чувства были сильнее всяких
слов. Прежде, такое случилось с ним лишь однажды, когда ему было восемь лет. Он
шел домой после школы во время дождя. Вдруг он почувствовал, что это не просто
дождь, это нечто большее…, прохладные капли, ниспадающие с пушистых облаков на
лицо, обдавали его некой родной свежестью. Он не мог тогда понять, почему ему
вдруг стало так хорошо и тоскливо одновременно. И он даже не заметил, как
катящиеся по его щеке капли дождя вдруг превратились в соленые слезы. А когда его
спросила мама, почему он плачет…он не смог объяснить. То же самое произошло с
ним и сейчас. Но на этот раз ему было только хорошо, очень – очень хорошо.
Сабина вдруг изменилась в лице и
снова заулыбалась, но на этот раз виновато.
- Кажется, мама проснулась, потом
позвоню.
Окно, нарушившее своим скрипом утреннюю тишину, вновь захлопнулось, на
этот раз, почему-то не скрипнув.
Эмиль должен был идти домой, и притвориться спящим. Он поднялся на
второй этаж, положил под дверью Сабины еще свежие цветочки и переполненный
счастьем, пошел домой.
Тельман сидел в душной раздевалке и ждал Асифа. На прошлой неделе тот
мимоходом сказал, что скоро возьмет его в свою команду, и Тельман ходил не свой
от радости, кичась своим успехом перед родителями и друзьями. Для него переход
в молодежную команду «Шяфа» стал бы первым значительным шагом в жизни и поэтому
он подходил к нему со всей должной ответственностью, его сердце переполняли
надежды о большом футболе, о начинающейся карьере. Он по-прежнему верил в успех,
но юношеская нерешительность заставляла биться сердце с каждым разом все
сильнее и сильнее, когда дверь раздевалки открывали юные игроки.
Асиф без стука открыл дверь, минул разбросанные на полу спортивные сумки
и пожал руку подскочившему Тельману.
- Давно сидишь тут? – с улыбкой
поинтересовался он, и швырнув на соседнюю скамейку лежавшую возле Тельмана
сумку, присел рядом.
- Нет, нет, только пришел, -
ответил Тельман. Ему не терпелось услышать долгожданные слова о его приеме в
«Шяфу», он хотел поскорее миновать все церемонии и выслушать речь Асифа.
- Как тренировки? Не очень
утомляют?
- Нет, наоборот, тренировки
доставляют мне удовольствие. Я ведь все свое время посвятил тренировкам, а вы
говорите о какой-то усталости.
- Толковый из тебя выйдет
человек, - одобрительно заметил Асиф и пару раз похлопал его по плечу. Но он
словно и не собирался говорить о том, чего так долго ждал Тельман. Казалось,
что он вызвал к себе Тельмана только для того, чтобы поговорить с ним на общие
темы.
Тельман не выдержал и начал первый:
- Асиф муаллим, а вы возьмете
меня к себе?
Асиф муаллим в мгновении ока изменился в лице, он как-то странно пожал
губами, веки на пару секунд опустились вниз.
- Понимаешь, сынок, я собирался
тебя взять к себе.…Но теперь не могу.
- Как не можете? Вы же обещали?
Вы же сказали, что я хороший игрок?
- Я и до сих пор так считаю,
Тельман, но, к сожалению, мы не сами по себе. У нас есть руководство, от
которого мы зависим.
- Они не хотят меня брать?
- Дело не в тебе, просто есть
ребята, которые не лучше тебя, но за них просят сверху, их тапшуют.
Тельману показалось, что все это происходит во сне, что в реальной жизни
такого разговора не могло произойти, что все это не более чем мираж. Счастливая
звезда не могла его так подвести, что-то здесь не так.
- И что мне теперь делать? – в
сердцах спросил он.
- Я постараюсь как – нибудь взять
тебя к нам, но не обещаю.
Слова Асифа звучали скорее как успокоение, нежели как обещание. Он
ничего не мог поделать с тем, что сверху отдают такие нелепые распоряжение, эти
распоряжение не поддавались обсуждению снизу, ему ничего не оставалось, кроме
как исполнять их.
Дверь раздевалки внезапно открылась. Высокий парень в спортивном костюме
окинул взором помещение и, найдя Асифа, доложил:
- Все уже на месте. Ждут вас.
- Иду, - крикнул Асиф, и виновато
пожав Тельману руку, вышел вслед за высоким парнем.
Он вышел из душной раздевалки, скорее подсознательно осознавая, что
должен куда-то идти, что-то делать дальше, чем из разумного побуждения. У входа
в метро столпились люди. Одни продавали безделушки, другие бродили вдоль и
поперек в надежде найти что-нибудь качественное и в то же время дешевое, третьи
просто наблюдали за прохожими. Но их не было для Тельмана. Ровно так же, как и
не было родных улиц, любимого парка, привычных магазинов. Нарастающий гул при
спуске в метро ничего для него не значил. Он не раздражал слуха, как прежде.
Перед его глазами как бельмо встал один единственный вопрос: «Почему?».
Осознание несправедливости, вершащей свои суровые законы в его стране, разрывало
тоской и бессилием ранимое сердце. Почему он не смог осуществить свою давнюю
мечту только потому, что у других игроков есть родственники среди
высокопоставленных лиц? Почему в их стране все трясутся перед руководством,
раздающим самые нелепые распоряжения? Почему нет объективизма? Почему нет
справедливости?
Он был настолько уверен в своем успехе, что не ожидал столь неожиданного
и неблагоприятного хода событий. Удача покинула его именно тогда, когда она
была так нужна. Так, когда наступает зима и деревьям как никогда нужно тепло –
их покидают предательские листья.
В этот момент Тельману казалось, что жизнь окончена, что футбольная
карьера не имеет теперь никакого значения, и что ему было бы лучше пойти
учиться на врача в свое время.
Выйдя из метро, недалеко от Наримановского парка, он встретил Эмиля,
который тоже шел по направлению к дому.
-Откуда? – поинтересовался
Тельман.
- Не поверишь! – задиристо
выкрикнул тот и обхватил друга за шею, - отец купил мне машину! Ты же знаешь,
как я ненавижу общественный транспорт!
- Именно в общественном
транспорте ты познакомился с Сабиной, - с некой предвзятостью заметил Тельман.
– Какую?
- Кипельно белый Кларус, -
похвастался он. – И номера круууууутые!
- Поздравляю, брат! Кстати, как
прошло свидание?
- Брат, ты не поверишь! Я
влюбился в нее, хотя знаю ее всего несколько дней, я хочу жениться на ней!
- Так сразу?
- Ну, скажем, не сразу... Но
после окончания учебы обязательно.
- Поздравляю, рад за тебя. Хотя,
я не понимаю, как можно полюбить человека, практически его не зная…
- Знаю я ее! Она самая лучшая в
мире, люблю ее безумно! Жить без нее не могу. А ты, почему сегодня так поник?
- Асиф в Шяфу не взял, - пытаясь
набросить на себя маску безразличия, Тельман улыбнулся. – У двоих наших ребят
тапш, а у меня ни фига. Я остался за бортом.
- Блин! Они уже окончательно
офигели! Ты же один из лучших игроков. Разве не Асиф тебе это сказал?
- Он не причем, это все сверху.
Дебилы, подхалимы.…Брошу футбол, не хочу и не могу добиваться чего- то в этой
несправедливой стране.
- Тельман, не говори так. Ну,
постигла тебя неудача один раз, не всегда же все получается сразу.
- Наша счастливая звезда подвела
меня.
- Ну, скажем, разок подвела,
проморгала что ли, ну не знаю, так бывает. Ты должен добиться своего,
понимаешь, должен. Правда на твоей стороне! Ты отлично играешь!
- Кому это нужно?
- Говорю тебе, нужно! Думаешь,
Шяфа не хочет хороших игроков? Думаешь, Асиф от своего кайфа берет к себе
всяких идиотов?
- Ты прав, но…
- Прошу тебя, брат! Обещай, что
не оставишь футбол! Обещай.
Тельман почему-то вспомнил школьную беседку и их детские мечты. Он
почему-то не мог смириться с мыслью, что удача
покинула его, что она не оправдала его надежды, а он, в свою очередь, не
оправдал надежд своих родителей. И то, что Эмиль, его лучший друг детства, до
сих пор оставался его другом и в такую трудную минуту стоял рядом и поддерживал
его, говорило о том, что все не так уж плохо, раз в мире еще существует такая
искренняя дружба и такой человек как Эмиль. Хотя бы ради этого стоило
продолжать борьбу.
- Обещаю…, - не совсем уверено
пролепетал Тельман, но теперь они оба знали, что если Тельман обещал это Эмилю,
то он уже не сможет оставить футбол.
Когда он вернулся домой, в его комнате уже сидела Аленька и перебирала
какие-то книжки. Под ее ногами сидел черный щенок, судя по всему, ротвейлер.
Энергично виляя хвостиком, и высунув язык, он смотрел на Аленьку, которая не
обращала на него внимания. У Али была очень интересная внешность. Рыжие
кудряшки были похожи на лучики солнца и, ниспадая на ее веснушчатое лицо,
превращали ее в настоящий подсолнух. Она напоминала маленькую ведьму, может
оттого, что ее яркие зеленые глазки резко выделялись на фоне бледного лица и
рыжих волос. И еще она казалось маленькой ведьмой потому, что иногда
рассказывала свои сны, которые впоследствии сбывались. Она умела гадать на
картах, несмотря на свой юный возраст, и говорить порой такие умные вещи,
которые никогда не воспринимались всерьез ее одноклассниками.
- Не взяли, да? – сказала она, не
отрывая глаз от книги, ни разу не взглянув в его сторону. Она всегда
чувствовала, когда в комнату заходил именно он. Ни разу за все годы их дружбы
она еще не спутала его шаги с шагами его отца, матери или брата.
- Да, - расстроено ответил
Тельман и уселся на кровать, стоящую напротив кресла, в котором расположилась
Аля.
- Возьмут, - важно заметила она
и, наконец, подняла свои длиннющие ресницы.
- Остается только надеяться.
- Я чувствую себя ужасно плохо, -
вдруг заявила она, оставив тему о проблеме Тельмана, потому что ей эта проблема
казалась малозначительной и легкоразрешимой.
- Что случилось на этот раз?
- Я видела во сне, как Айка с
нашего класса лежит в больнице, что ей плохо. И после того, как я рассказала
это ей, она упала с лестницы и сломала ногу.
- Девочка моя, я уже сто раз говорил
тебе, не рассказывай никому про свои сны, потом тебя во всем обвинять будут.
- Но ведь я не хотела, чтобы это
произошло! Я, наоборот, хотела оградить ее от этого!
- Никто тебе не поверит, Аленька,
просто не рассказывай им. Ты, конечно, не виновата в том, что видишь вещие сны,
но они тебя не поймут. А что это за щенок?
- Я его тебе принесла.
- В честь чего?
- Просто так. Назови его Ральф.
- Спасибо, хороший песик, Ральф,
дай лапу.
Щенок подбежал к Тельману и стал бегать вокруг него, но лапу давать он
не намеревался.
- Тебя еще и воспитать надо.
- Ты и дальше будешь
тренироваться? – снова спросила она и как-то по-особенному серьезно посмотрела
ему в глаза.
- Да, Аленька, я добьюсь своего.
- Я верю в тебя. А через неделю
рок – концерт, пойдешь со мной?
- Опять твои бешеные? Ты же
знаешь, не люблю я их, - он скорчил недовольную рожу.
- Ничего ты не понимаешь в
музыке…
Сабина укладывала волосы, когда мама зашла в комнату и задумчиво
посмотрела на дочь.
- Куда собираешься?
- Гулять, - звонко ответила Сабина,
не отрываясь от зеркала.
- С Эмилем?
- Да.
Мама почему – то вздохнула и облокотилась об дверь.
- Завтра Самир приезжает из
Англии, наконец - то вы увидитесь.
- Мама, зачем? – она, наконец,
оторвалась от зеркала и, нахмурив брови, посмотрела на маму.
- Затем, доченька. Перспективный
парень, живет в Англии, состоятельный.
- Но у меня же уже есть Эмиль.
- Эмиль еще совсем мальчик и
вообще…
Мама неопределенно пожала плечами.
Самир был сыном лучших друзей родителей Сабины, и с самого начала
родители мечтали поженить детей и продолжить крепкую дружбу двух знатных семей
в едином роде. Сабина со временем свыклась с этой мыслью и разговоры о Самире,
как о будущем женихе, принимала как должное. Но с появлением Эмиля все
изменилось, и она напрочь забыла о Самире. Хотя, быть может, она только так
говорила и убеждала в этом даже саму себя, но где – то в глубине подсознания в
ней еще теплилась мысль о принце на белом коне, которого она ждала с самого
детства, который должен был приплыть на алых парусах из далекой Англии.
Знойное лето вступило в свои владения и разбросало свои огнедышащие лучи
по всему городу. Эмиль наблюдал за приближающейся к нему Сабиной. Правда,
теперь созерцание ее размеренной походки не доставляло ему такого неземного
удовольствия, как два месяца тому назад. За это время он успел привыкнуть к ней
и волшебная влюбленность, овладевшая им тогда за каких – то пару дней, начинала
постепенно улетучиваться, оставляя за собой шлейф приятных воспоминаний о
первых свиданиях, и заменяя повседневностью восторженные взгляды двух
влюбленных.
И, тем не менее, он находил ее прекрасной и
был уверен в том, что ни одна девушка на свете не сможет заменить ее.
- Извини, что опоздала, я
укладывала волосы, - спокойно объяснила Сабина и чмокнула его в щечку.
- Ты думаешь, найдем, где она
живет?
Они собирались навестить
старушку, которую встретили здесь при первом свидании.
- Конечно.
Они взялись за руки и направились в сторону дома, в котором
предположительно жила их знакомая.
Эмиль нажал на звонок, когда они нашли нужную дверь.
Дверь открыла та самая старушка
- Здрасьте, - небрежно сказал
Эмиль.
- Добрый день, - старушка начала
внимательно разглядывать двух незнакомцев.
- Вы нас не помните?
- Не помню.
- Мы сидели с вами на одной
скамейке в Губернаторском саду, помните? – вмешалась в разговор Сабина и
заулыбалась своей милой улыбкой.
- Ааааа….ну конечно! Проходите,
родные мои!
Они прошли в комнату, и оба расположились на
старом диванчике.
- Кстати, мы даже не знаем, как
вас зовут, - учтиво поинтересовалась Сабина.
- Тетя Нина.
- Ой, чуть не забыли, это вам, -
Эмиль вскочил с дивана и протянул тете Нине кулек с шоколадными конфетами.
-Ну, зачем вы, не стоило, мои
хорошие.
Тетя Нина налила им чай и принесла альбом с
фотографиями. Целых два часа они разглядывали фотографии, которые дополнялись
детальными комментариями тети Нины. Иногда она останавливалась на одной
фотографии на целых десять минут.
- А вы когда собираетесь
пожениться? – вдруг спросила она после очередного рассказа о своей свадьбе.
- Пока не знаем, - ответил Эмиль
и заметил, что Сабина бросила на него несколько встревоженный взгляд.
- А действительно, когда мы
собираемся пожениться? – как бы невзначай спросила Сабина, когда они уже вышли
от тети Нины и направлялись в сторону бульвара.
- Сабиночка, я найду себе работу,
потом мы обручимся. А поженимся…нужно мне на ноги встать, окончательно. Карьеру
построить.
- Ах, карьеру…, - задумалась
Сабина.
Да, вечерний бульвар был воистину прекрасен. Тысячи мерцающих вдали
огней напоминали мириады звезд, беспорядочно рассыпавшихся по небу. А как эти
звезды отражались на гладкой поверхности вечернего Каспия! Умереть не жалко за
такое зрелище. Слабый ветерок заставлял эту зеркальную поверхность моря
раскачиваться в разные стороны и тем самым словно вдыхал в эту живописную
картину душу, живую, неподдельную, движущуюся. Обычно, ничто не может
сравниться с величием неба, но на этот раз красота неба тонула в могучем
Каспии, тонула полностью, отдавая всю свою мощь несказанному пейзажу, всю…без
остатка.
- Ты стал каким – то другим…
- Не правда, - он погладил ее
волосы и коснулся их губами, - я все также люблю тебя.
Она наклонила свою голову и положила ему на плечо. Их губы слились в
трепетном поцелуе, который дополнил живописную картину гладкой поверхности моря
и добавил к этой картине самое важное, самое святое. Пусть этот поцелуй и не
был свидетельством вечной любви, которая могла бы быть предначертана двум
влюбленным, пусть этот поцелуй не решал ничего в мироздании бытия, пусть этот
поцелуй не мог предотвратить ни одной войны, ни одного стихийного бедствия, ни
одной болезни.…Но он был непосредственным подтверждением того, что в жизни
случаются мгновения, которые способны останавливать время, отбрасывать куда –
то далекое прошлое, оттягивать неминуемое будущее, растягивать сказочное
настоящее…
- Я тебя всегда – всегда буду
любить, - сказал он и прижал ее к себе крепче.
Она промолчала и обняла его. Он ли был её принцем на белом коне? А
может, она больше мечтала об Англии? Ей нравилось, как их тени бродили по неровному
асфальту... Но она переживала за свое
неопределенное будущее.
Тельман вдыхал аромат крепкого кофе, и все никак не решался сделать
глоток, потому что кофе все еще был горячий. В принципе, он никогда не любил
кофе, но выбора в этот вечер у него не оставалось, родители вместе с Шаином
ушли в гости к семье Айтен, невесты Шаина, и некому было заварить свежий чай.
Глядя на плакат Дель Пьеро, он размышлял о своей неудаче, которая постигла его
весной. Интересно, сам Дель Пьеро тоже шел к успеху таким долгим и окольным
путем? Навряд ли. Кому везет, тому везет сразу, а кому нет.…Тот просто вытащил
несчастливый билет и обречен бродить с ним по жизни до самого конца. Хотя, эта,
на первый взгляд, пустяковая неудача не должна была вгонять Тельмана в
депрессию и отнимать у него надежды на светлое будущее. Он все еще боролся, он
все еще ходил на тренировки и верил в счастливый итог и доброе сердце Асифа.
Он сделал первый глоток, когда кофе уже остыло, и тут же поперхнулся. Чьи-то
торопливые шаги в коридоре и последующие громовые удары в дверь заставили
навострить слух. Он поспешно отложил кофе в сторону, вскочил и побежал к двери.
Перед ним стояла Аленька. Глаза ее были наполнены застывшими слезами и выражали
безумный ужас. Она стояла перед ним, не в силах вымолвить ни слова, она только
смотрела на него своими обезумевшими от страха глазами и хотела сообщить ему
своим немым взглядом нечто ужасное.
- Девочка моя, что с тобой? –
спросил перепуганный Тельман, внимательно заглянув ей в глаза, словно пытаясь
прочесть ее немое послание, словно он мог разобрать это. – Ну же, Аленька, не
молчи, что случилось?!
- Там…там…мама…, - еле слышно
пробормотала Аленька и показала рукой в неопределенную сторону, все время меняя
направление указательного пальца.
- Что? Что с мамой?
- Она…не дышит.
И тут она зарыдала, не в силах больше сдерживать в себе наполнявшего ее
ужаса и осознания бессилия перед настигнувшей бедой. Она в истерике упала на
холодный пол и закрыла лицо ладонями и, тем не менее, ее крики становились все
ужаснее и ужаснее.
- Сделай что-нибудь, Тельман,
умоляю! – кричала она сквозь слезы и сильнее зажимала лицо в ладонях, словно
боясь того, что она может залить своими слезами весь этаж.
Тельман выскочил из дома, забыл закрыть дверь и, оставил беспомощную и
рыдающую Аленьку сидеть на холодном полу. Пытаясь отбросить все страшные мысли
о том, что могло произойти, он бежал в соседний блок, в квартиру, где жила
Аленька. Там он нашел ее маму, лежащую посреди комнаты. Он стремительно
наклонился к ее телу, чтобы пощупать пульс и убедиться хотя бы в том, что она
жива. Нет, ему не удалось в этом убедиться. Ее уже не было.
Когда он поднял глаза, в дверях уже стояла Аленька и умоляюще смотрела
на него. Ей не удалось отыскать в его взгляде утешения, надежды на то, что она
еще увидит свою маму живой. Независимо от самой себя, она начала медленно
спускаться вниз поперек двери, ее лицо выражало бессилие и тупую боль.
Казалось, что все слезы, которые могли пролиться из ее зеленых глаз, уже
закончились еще там, у дверей Тельмана, казалось, что теперь она просто устала
от них и хочет отдохнуть. Но это было не так. Вдруг, осознав все величие и
неизбежность смерти, стоявшей к ней так близко и глядящей на нее своими
безжалостными глазами, она стала кричать.
- Ты виноват во всем! Ты убил ее!
Ты не спас ее!
- Аленька, Аленька…, - он хотел
сказать что-то, чтобы утешить ее, но слова застревали в горле комом и ему
ничего не оставалось, кроме как смотреть на нее с ужасом и таким же бессилием.
- Я ненавижу тебя! Ты не спас ее!
- Девочка моя.…Это было не в моих
силах, - пытался оправдаться Тельман, но он понимал, что все его слова сейчас
бессмысленны. Что все, что он сейчас скажет, сделает ей только больно и ничем
не улучшит его в глазах этой девочки. Она ведь верила ему, она ведь думала, что
он у нее самый-самый, что он взрослый, что он умный,…что он может все. Неужели
он, такой взрослый и умный, не смог спасти ее маму? Нет, нет, этого не могло
произойти, он просто предал ее, он просто убил ее маму, потому что он плохой. И
теперь она ненавидит его всем сердцем. Но разве она могла воскресить свою маму
этой ненавистью? Разве теперь что – то имело значение?
Тельман сделал над собой усилие и подошел к Аленьке, обнял ее, и она,
оставаясь без выбора, сложила голову ему на плечо и продолжала плакать.
- Ненавижу тебя, ненавижу…
Через некоторое время в доме засуетились люди. Тельман не знал, сколько
времени прошло с того момента, когда Аля перестала плакать и сидела, прижавшись
к нему, чтобы не думать ни о чем, чтобы заглушить эту острую боль пустотой, которая
давалась ей с большим трудом. Люди что – то причитали, некоторые начали рыдать
еще громче, чем рыдала до этого сама Аленька. Некоторые из них даже не знали
толком маму Аленьки и, тем не менее, это не мешало им выражать свои глубочайшие
сожаления по поводу случившегося. Але эти люди казались ненастоящими, злыми,
лживыми, чужими. Ей хотелось встать и закричать на них, сказать, чтобы они
немедленно убирались прочь из их дома и перестали разыгрывать комедию. Ей не
хотелось, чтобы они стояли над еще теплым телом ее матери, и говорили какие –
то странные слова, которые все равно не могли вернуть ее к жизни. Ей хотелось
убить их, чтобы все было честно, чтобы они тоже умерли,…теперь у ее подруг со
двора будут мамы, а у нее – нет. Теперь эти женщины будут сидеть по вечерам на
скамейке, как и прежде, а ее мамы не будет.…Не будет, больше никогда. От этих
мыслей у нее мутнело в голове, сознание уходило куда – то далеко, где раньше
никогда не бывало. Плакать она уже не могла…больше она плакать не умела. Время
стало идти медленнее, и каждая секунда отчетливо вырисовывалась внутри
незаполненной ничем пустотой. Когда Аля подумала об этом, ей стало несколько
легче, она подумала, что если она станет равнодушной ко всему, если вместо
сердца у нее под грудью образуется герметическое пространство, она сможет жить
дальше.…Без мамы. Зачем жить дальше без нее?
На следующий день в доме Аленьки было много людей, точно таких же, как и
вчера, чужих. Тельман помогал ее двоюродным братьям разносить чай и старался не
смотреть на нее, чтобы у него перестали трястись руки, и чтобы не уронить
подноса. Она сидела на своей кровати и ни в какую не желала здороваться с
родственниками и соседями, пришедшими проводить ее маму в иной мир. Но они все
равно заходили к ней в комнату без разрешения и по очереди садились на кровати
рядом с ней, говорили какие – то неуместные слова утешения, уверяли в том, что
теперь ее мама в раю, сидит на облаках и разговаривает с Богом. Каждому
прибывшему говорили одно и то же: «Обширный интрамуральный инфаркт миокарда».
Аленька понятия не имела, чтобы это могло значить… Чтобы это ни было, это
отняло у нее самого родного человека…
Когда люди начали расходиться, Тельман виновато сел рядом с ней и умоляющим
взглядом посмотрел ей в глаза.
- Девочка моя, прости меня…Я не
смог ее спасти.
Она молчала. Нет, она не могла простить ни его, ни людей, которые
говорили глупости, ни Бога, который поступил так несправедливо по отношению к
ней. Она комкала в руках мамин халат, который все еще пахнул ее духами...
- Я знаю, ты не можешь меня
простить, но…
- Как ты думаешь, моей мамы
больше и вправду нет? – вдруг спросила она совершенно спокойным тоном.
- Почему…она в раю, - замешкался
Тельман.
- Но ведь ты не веришь ни в рай,
ни в ад.
- Ну, мало ли во что я там верю…
- Нет, скажи мне, ты думаешь, что
ее больше нет?
Тельман почувствовал себя виноватым. Он не
верил в Бога и не мог ответить на ее вопрос. Скажи он ей неправду, она
возненавидела бы его еще больше за то, что он лжет ей, потому что ему ее жалко.
Она не любила, когда ее жалели. А правду он сказать ей тоже не мог. Как же
Аленька смирится с такой мыслью.
- Знаешь, а я думаю по-другому, -
все тем же спокойным голосом говорила Аленька. – Мне кажется, что где – то
наверху есть ватные облака, на которых сидит Бог, обернувшись в белые кружева.
Он сидит там и смотрит на нас с сожалением, потому что любит нас и хочет, чтобы
мы не мучались в этом грешном мире, а сидели вместе с ним на пушистых облаках и
создавали вместе с ним новые звезды. И когда люди умирают, у них появляются
крылья и они, забыв обо всем на свете, с восторгом летят к Нему, сбивая с ног и
звезды, которые преграждают им путь, и тучи, которые грозятся рассеять их
вместе с дождем по земле. Ведь они больше не хотят назад не Землю. И когда они
попадают к Богу, они улыбаются Ему и начинают просить прощения за то, что
никогда раньше не понимали того, насколько прекрасны ватные облака, на которых
Он сидит и насколько нелепа вся земная жизнь.
Тельман смотрел на нее с немым восторгом, она так смело рассуждала о
том, где сейчас находится ее мама, вместо того, чтобы присоединиться к рыдающим
людям и оплакивать ее. Она замолчала на несколько минут, чтобы перевести
дыхание и не выдать своего волнения, а затем продолжила:
- А сейчас она сидит вместе с
Богом на ватных облаках и улыбается мне. Она хочет передать мне, что ей теперь
намного лучше, нежели было здесь, с нами. Она говорит, что все будет хорошо.
Правда, мне будет очень не хватать ее.…Но ее улыбка согревает мне сердце.
Он взял ее руку и поцеловал, потому что не мог произнести ни слова.
Слова здесь были бы лишними и звучали бы нелепо.
Счастливая звезда почему-то покинула Тельмана, отвернула от него свой
ласковый взор и предоставила коварной судьбе вершить свою волю в начинаниях
оптимистичного в прошлом и оставшемуся без единой надежды в настоящем юноши. Но
она не закрыла своих глаз, она направила свой нежный взгляд на другого юношу, и
без того избалованного ее подарками. Может, выбор фортуны определяется
характером людей, может – сложившимися обстоятельствами, а может – чисто
стихийно. Да, этот случай был похож на стихийный, счастливая звезда просто
ткнула пальцем на одного и со спокойствием штиля отвернулась от другого.
Эмиль был счастлив. Судьба свела его с девушкой, которую он смог
полюбить по-настоящему, отец, наконец, подарил машину, тем самым, осуществив
частичку его мечты. Ему все удавалось легко и просто, он хватал руками звезды и
даже не замечал этого.
Самый обычный летний день, самое обычное жужжание назойливых мух, самые
обычные мысли, навязывающие свое присутствие, завидев абсолютнейшее изнеможение
души и тела при температуре выше тридцати градусов. Эмиль стоял в магазине
Panasonic и выбирал наушники для плеера.
- А у вас нет с совсем маленькими
ушками? – спросил он у продавщицы, привередливо перебирая разложенные перед ним
наушники.
- Можете подождать минуточку, я
сейчас принесу?
- Конечно.
В кармане завибрировал мобильный телефон, Эмиль автоматически засунул
руку в карман. Звонил Тельман. Что ему могло понадобиться в четыре часа дня? Он
же должен быть на тренировке, мелькнуло у Эмиля в голове.
- Да?
- Ты где?
- На торговой, а что?
- Сможешь сейчас прийти на
бульвар?
- Смогу, а ты сам где, на
бульваре?
- Да, я тут на тренировке с
ребятами. Просто, понимаешь, тут Сабина…
- И что? Она с подругой гуляет,
она меня предупредила.
- С какой, на фиг, подругой? Она
с парнем, он держит ее за руку.
- Какого черта? Сейчас иду.
- Быстрее.
Эмиль стоял в оцепенении, не до конца поняв
слова друга. Сабина с парнем? Он держит ее за руку? Что за бред? Может,
Тельману всего лишь показалось в такую жару?
- Вот такие пойдут? – продавщица
вернулась к прилавку и протянула ему пару наушников. Эмиль смотрел на нее, но
мысли его были в другом месте. – Молодой человек, ау!
Она провела рукой у него перед глазами, чтобы он наконец-то заметил ее.
Но, поняв, что молодой человек окончательно ушел в себя, она обиженно пожала
плечами и положила наушники на прилавок.
Он внезапно посмотрел на нее и спросил:
- Если моя девушка изменяет мне, я могу ее
убить?
Продавщица посмотрела на него как на ненормального и улыбнулась, пытаясь
понять, шутит он или нет.
- Можете, но вас посадят, -
игриво ответила она и снова взяла в руки наушники. – Так будете брать эти или
нет?
Эмиль не ответил, он пулей выскочил из магазина, когда до него, наконец,
дошло, что происходит. Дорога в десять минут на этот раз показалась пыткой, ему
казалось, что сейчас дорога каждая минута, каждая секунда. Он может не успеть,
тот парень может обнять ее, поцеловать, увезти ее далеко- далеко…Назойливая
жара теперь не имела никакого значения, он шел стремительными шагами к бульвару
и не заметил того, как резко участилось дыхание. Он пытался ни о чем не думать,
чтобы не растеряться в самый ответственный момент, когда нужно будет схватить
этого нахала за глотку и растерзать его. Он старался не думать о том, что
Сабина позвонила ему утром и сказала, что хочет прогуляться с подругой, что она
так по ней скучала. Он старался не думать о том, что она его обманула, что она
не выходила гулять с подругой, что она просто водит его за нос. Хотя, кто
знает, быть может, этого всего лишь ее двоюродный брат, о котором он никогда
раньше не слышал, и может быть, подруга тоже была рядом с ними, а Тельман
просто не заметил ее. Может, Сабина просто случайно встретила своего
двоюродного брата, и он навязался на прогулку вместе с девочками?
Тельман отдал пас товарищу и громко крикнул ребятам на площадке, что ему
срочно нужно отойти и чтобы они продолжили игру без него. Ворчания недовольных
игроков он уже не услышал, потому что сразу же вылетел с площадки и побежал за
Сабиной и ее кавалером.
- Сабина? – окликнул он ее,
подходя к ним вплотную сзади.
Сабина обернулась и в первое мгновение не смогла скрыть своей
растерянности. Она резко высвободила свою руку из руки молодого человека,
идущего с ней и зацепилась за свою сумку. Но потом она собрала свою волю в
кулак и беззаботно улыбнулась:
- А, Тельман, привет.
- Кто это такой? – недовольно
спросил он, указав в сторону молодого человека.
- Тебя не касается, - раздраженно
ответила она.
- А ты сам вообще кто такой? –
повышенным тоном спросил сопровождающий Сабины.
- Тебя пока ни о чем не
спрашивали. Будешь говорить, когда спросят, понял? – сквозь зубы прорычал
Тельман.
- Что ты себе позволяешь, щенок?
– не унимался тот.
- Кого ты назвал щенком? –
взбесился Тельман, и не думая дожидаться друга, схватил парня за ворот и сдавил
ему шею.
Тот оказался не из робкого десятка и мигом разжал руки Тельмана и, сжав
руку в кулак, ударил его в живот. Тельман скорчился на пару секунд, а потом
поднялся и замахнулся на парня со всей силой, ударив его прямо по лицу. Из его
носа пошла кровь. Сабина завизжала от ужаса и встала между парнями, обратившись
лицом к Тельману:
- Дебил! Какое твое собачье дело?
Я с Эмилем сама поговорю, а ты не лезь.
- Стерва! - завопил Тельман вне
себя от ярости и оттолкнул ее в сторону, чтобы продолжить разборку.
Но этого не произошло, потому что к ним подбежал Эмиль, завидевший драку
еще издалека.
- Самир, с тобой все в порядке? –
ласково спросила она, достав из кармана платок и протирая им кровь на лице
молодого человека.
- Да, милая, зато с ними сейчас
будет не все в порядке, - его бешеные глаза смотрели на Тельмана взглядом,
полным ненависти и отвращения.
- Прошу тебя, Самир, не надо, он
того не стоит, - визгливым голосом умоляла Сабина.
Эмиль стоял молча, не отрывая глаз от девушки, которую любил, не
понимая, не желая понимать, сон это или реальность. Скорее всего, сон. Хотя,
даже в самом страшном сне он не мог себе представить подобной сцены. Он не мог
произнести ни слова, наблюдая за тем, как нежно и обходительно его девушка
вытирала лицо какого – то незнакомого ему парня, совершенно не обращая внимания
на Эмиля. Тельман тоже молчал. Он смотрел на своего друга и тоже ничего не мог
произнести, и проклинал себя в этот момент за то, что его друг находится сейчас
в таком дурацком положении, а он ничем не может помочь.
Когда Сабина завершила процедуру с лицом Самира, она заметила Эмиля и
непроизвольно опустила глаза.
- Эмиль, пожалуйста, не обижайся.
Я позвоню тебе вечером.
Собрав всю свою волю в кулак, он,
еле сдерживая слезы, подкатившиеся к комом горлу, спросил:
- Ты пойдешь с ним?
- Да, - она все еще не смела
поднять глаз. – Я позвоню тебе вечером.
- Кто он такой, что ты еще
собираешься ему звонить? – фыркнул Самир.
- Друг, - как – то не совсем
уверенно ответила Сабина
- Не звони мне больше. Никогда. –
Перебил их Эмиль и, отвернувшись, пошел прочь.
Тельман, понимая, что не имеет права вмешиваться, когда сама Сабина
выбрала другого, когда сам Эмиль позволил ей сделать этот выбор, с поникшей
головой поплелся вслед за другом. Чем он сейчас мог ему помочь? Только немым
пониманием. Он не хотел его тревожить, он знал, как это больно, когда тебе
втыкают нож в спину.
Эмиль внезапно повернулся к другу:
- Пожалуйста, брат, уходи.
Тельман не ответил. Он молча отвернулся и побрел в сторону моря. Ему не
хотелось возвращаться на тренировку, ему хотелось задушить эту стерву,
разорвать ее спутника… Он не смог помочь своему лучшему другу.
Эмиль остался один. Какое – то неизведанное доселе чувство подступало к
сердцу. В ушах все еще стоял отвратительный для него теперь голос Сабины, он
всеми силами пытался прогнать мысли прочь, но они возвращались все снова и
снова: «Пожалуйста, не обижайся». Не обижаться? Какие у него могли быть обиды?
Какие у него теперь должны были быть чувства, мысли, намерения? Разве вселенная
не рушилась у него на глазах, а он не мог остановить этого разрушения? Разве
земля не уплывала у него из-под ног? Он всегда знал, что рано или поздно это
странное чувство расцарапает ему душу, оставит за собой тысячу шрамов…вдребезги
разнесет кажущееся счастье. Хотя…ведь он также знал, что явления подобных
феноменов в обязательном порядке сопровождаются торжественной прелюдией.
Теперь бульвар тоже казался отвратительным. Суетливые люди бродили вдоль
моря, держась за руки, делая вид, что им хорошо вместе, пытаясь скрыть, что они
вдвоем только потому, что у них нет другой альтернативы. Их бессмысленные
разговоры превратились для него в настоящую пытку, тысяча голосов мешали ему
сосредоточиться на плеске волн, чтобы успокоиться. А море…чем оно было теперь
лучше этих глупых людей? Разве не оно совсем недавно отражало их поцелуй и
делало вид, что этот поцелуй вечен? Разве не оно обмануло Эмиля глупыми
иллюзиями и нелепым осознанием того, что мечты сбываются? А теперь оно спокойно
отражает их разлуку, которая рассекала его сердце пополам, постепенно, с каждой
секундой пробираясь к центру его сущности все ближе и ближе.
- Ну, что ты думаешь о Самире? –
спросила у Сабины мама и многозначительно ей подмигнула.
- Он хороший.
- Через месяц он возвращается в
Лондон, я говорила с ними сегодня, вас надо обручить до его отъезда.
- Мама…может не надо?
- Доченька, ты пока еще не все
понимаешь. Вот увидишь, придет время, и ты будешь благодарить меня за это. Он
чудесный парень.
- Но…
- Ты все еще думаешь об Эмиле?
Радость моя, он не твоя судьба, пойми.
- Откуда ты знаешь?
- Придется рассказать…, - как-то
неуверенно ответила она и продолжила, - я с соседкой нашей недавно ходила к
гадалке, она предсказала, что твое счастье – это Самир, что с Эмилем тебе
ничего не светит.
- Что за чушь?! И ты в это
веришь?
- Конечно, верю. Она мне и мое
замужество еще предсказывала, и твое рождение, и рождение твоего брата.
- Мама…Я никогда не смогу
простить себе этого.
- Сможешь, милая, сможешь. Время
лечит, он забудет тебя, а ты его. Кушать будешь?
- Нет.
Она ушла в свою комнату и закрыла дверь. Ей хотелось услышать голос
Эмиля, чтобы успокоиться, чтобы перестать винить себя за происшедшее. Но Эмиль
отключил мобильный телефон и не отвечал на домашний. Все перепуталось в голове,
и перепутались чувства, рассыпавшись беспомощными слезинками на ее изнеможенном
от самообвинений лице. Ей казалось, что она любит Эмиля, что в нем она обрела
нечто такое, что люди называют счастьем. Но она мечтала поскорее выйти замуж,
чтобы подольше побыть молодой женой, чтобы пораньше родить детей и быть для них
молодой и красивой мамой. Разве ее можно винить за это? У каждого человека свои
цели, свои мечты и никто не имеет права обвинять другого в том, что цели у него
глупые, а мечты – нецелесообразные. Разве Эмиль мог на ней сейчас жениться? Он
еще не окончил университета и даже не нашел себе подходящей и высокооплачиваемой
работы, он еще должен отслужить в армии, он еще должен встать на ноги. Ему еще
рано думать о женитьбе. А Самир…Самир тоже был неплохим парнем, он смог бы
жениться на ней прямо сейчас. И разве она не мечтала с раннего детства жить за
границей? А тем более в Англии? Почему бы не позволить своей детской мечте
исполниться, не прилагая для этого особых усилий? И тем более гадалка, которая
предсказала ее матери всю ее семейную жизнь, посоветовала ей выбрать Самира.
Почему бы и нет? Тем более, она еще не совсем верила в то, что под луной что –
то остается навеки, ведь и у любви есть конец, ибо она имеет начало, как и все
тленное в мире.
Нет, Эмиль ее теперь и слышать не хочет. Значит, не так уж он меня и
любит, подумала Сабина для самоутешения и легла в постель.
Дождливый октябрь вынуждал теплолюбивый бакинский народ прятаться по домам
томными вечерами, день ото дня становившимися все длиннее и длиннее. Дождь все
настойчивее и настойчивее барабанил по стеклам, словно пытаясь ворваться в
уютную теплую квартиру и спрятаться от холода.
Так уютно было наблюдать за ним, праздно растянувшись на мягком диване и
дергая за уши усевшегося рядом лохматого пса.
- Ральф, голос, - попытался
скомандовать Тельман, но щенок по-прежнему лежал беззвучно, наслаждаясь теплом
и покоем. – Никудышный пес, - в шутку побранил его Тельман и в очередной раз дернул
его за уши.
Ральф никак на него не
реагировал.
- Ральф, иди ко мне, - подозвала
его к себе мама Тельмана, сидевшая на кресле и неустанно играющая с пультом в
надежде найти хоть один нормальный фильм по телевизору.
Ральф только поднял свои усталые
глазки на маму и снова уткнул голову в свои лапы.
- Заберешь его к себе, как только
женишься? - спросила она у Шаина, который сидел рядом с Тельманом на диване и о
чем-то думал.
- Заберу, Айтенки он нравится.
Свадьба Шаина и Айтен намечалась на начало декабря. Это событие словно
поставило всех на уши, родители без конца возились с будущей невесткой, одаряя
ее самыми дорогими вещами и украшениями. Шаин всегда отличался от брата
прилежностью и ответственностью. Эти качества проявились у него с раннего
детства, когда мальчиков оставляли одних дома и наказывали Шаину следить за
младшим братом. Может, поэтому он и стал стоматологом, послушавшись совета
родителей. Может, именно поэтому он уже и нашел свое место в жизни к своим двадцати
пяти годам. А Тельман все еще не встал самостоятельно на ноги и по – прежнему лелеял
мечту о спортивной карьере.
Внезапный телефонный звонок заставил содрогнуться зевающую семью. Шаин,
сидевший ближе всех к телефону, ответил:
- Слушаю. Да…Что? Нет…Не может
быть... Да, да, едем.
Он резко побледнел и механически положил трубку на место. Его
перепуганное лицо заставило вскочить маму. Она с таким же испугом посмотрела
ему в глаза, ее взгляд умолял не томить ее ожиданием.
- Мама, только не волнуйся, -
сдавленным голосом сказал Шаин и, пересилив свой испуг, нежно взял маму за
руку, - Папа…
- Что с ним? – почти шепотом
спросила она, и из ее глаз непроизвольно покатились слезинки.
- Мама…он жив…У него инсульт...
Срочно едем в больницу.
Мама не выдержала и разрыдалась. Вся в слезах, она накинула свой бежевый
плащ и стала натягивать ботинки. Шаин выскочил из дому, чтобы успеть поймать
такси как можно скорее. Первые две минуты Тельман стоял в оцепенении, не желая
верить происходящему вокруг. Ему казалось, что это только сон, который
рассеется в мгновении ока, стоит только ему проснуться. Понимая, что мама уже
открывает дверь, и он может не успеть с ними в больницу, он вскочил, машинально
сбросил с себя дремлющего Ральфа, и побежал за мамой.
В такси Тельман прижал к себе маму, которая к тому времени уже перестала
рыдать и со всхлипываниями пыталась поддержать сыновей. Они держались
безупречно, но говорить не могли.
Дорога в двадцать минут казалась
вечностью. Мерцающие огоньки еще бодрствующего города рассыпались звездами
перед глазами Тельмана. Он старался занять себя какой-нибудь отвлеченной
мыслью, чтобы не выдать своего страха. Он подумал о том, что его город сказочно
красив и в сумерках он становится загадочным. Неплохо было бы сконструировать
все дома так, чтобы мерцающие огоньки составляли нечто единое целое,
какой-нибудь узор или какое-нибудь слово. Хотя, эти стихийно разбросанные
звезды все равно являлись единым целым, ночным Баку.
Хотя, разве значение красоты
вечернего Баку не сводится к нулю при мысли об отце? Может, его уже нет…При
этой мысли у Тельмана щемило сердце и он снова пытался подумать о чем-нибудь не
важном...Где-то там, дома, где сегодня
вечером все должно было быть как обычно, свернувшись в клубочек лежит Ральф, и
, наверное, удивляется царящей в квартире тишине.
Когда они зашли в больницу, врачи начали лепетать слова утешения и стали
разбрасываться терминами:
- Маленькое кровоизлияние в
головной мозг, из суженного и склерозированного сосуда - в один из центров
жизнеобеспечения. Стволовой геморрагический инсульт.
- Какие у него шансы? – дрожащим
голосом спросил Шаин, поддерживая маму за руку.
- Это сложно определить сразу,
если он выкарабкается в течении следующей недели, тогда будем ждать около
месяца, начнется лизис, рассасывание гематомы… Кто знает, может выживет.
- Он будет лежать без сознания? –
чуть слышно спросила супруга потерпевшего.
- Он будет на искусственной
вентиляции легких, АИК - аппарат - искусственного кровообращения ни к чему.
Будем надеяться на лучшее, - привычно отпарировал врач.
Тельман не мог сказать ни слова. Слова застряли в горле комом и мешали
сосредоточиться на мысли. Белые халаты никогда не предвещали ему ничего
хорошего…
- Врач сказал, что все будет
хорошо, - успокаивала мама Тельмана. – Операция прошла успешно.
- Да, мамочка, конечно…Почему мне
не разрешили остаться с ним?
- Шаин старший, пусть первую ночь
подежурит он, а завтра ты пойдешь.
Внезапно раздался звонок в дверь.
- Кто бы это мог быть в два часа
ночи? – спросила она.
- Я сам открою.
Тельман открыл дверь и увидел
Аленьку с заспанными глазами.
- Тельман, мне отец сказал, что у
вас такое несчастье. Вы уже были в больнице?
- Были. А ты чего пришла? Иди
давай, спи, завтра поговорим.
- Нет.
Она оттолкнула его рукой в сторону и без разрешения прошла в его
комнату. Мама не обратила на нее никакого внимания. Она почему-то включила
телевизор и уставилась на потолок, вернувшись к страшным мыслям.
Тельман последовал за Аленькой. Она включила свет в его комнате, и
устало рухнула на кровать.
- Что они сказали?
- Ему сделали операцию, вроде
прошла успешно. Скоро должен поправиться.
- Дай Бог.
- Какой Бог? Поправится,
обязательно.
- Конечно…дай Бог, - еще раз
повторила Аленька, не обращая внимания на атеистические выплески Тельмана.
После смерти матери она особенно привязалась к Тельману. Иногда у
Тельмана было такое чувство, что она видит в нем не только друга. Ведь она была
маленькой девочкой, с которой жизнь сыграла такую злую шутку в столь раннем
возрасте. У нее никого не осталось, кроме отца, и поэтому Тельман стал для нее
практически всем. Она заходила к нему почти каждый день и болела за его успехи
порой даже больше, чем он сам.
Она не смотрела на Тельмана, она смотрела в окно.
- Ненавижу луну, - подумала она
вслух.
- Почему?
- Она злая. Она каждый день
смеется надо мной. Когда я вспоминаю маму и плачу по ночам, она смотрит на меня
и словно издевается. А на самом деле она такая пустая…
- Ты это придумываешь себе,
девочка моя. – Тельмана всегда умиляло это дивное создание, ее размышления,
даже если они были тоскливыми и мрачными, всегда вдохновляли его.
- Ты не поймешь. До тех пор, пока
она и над тобой смеяться не станет. Надеюсь, что ты этого никогда не поймешь.
Она выдержала короткую паузу,
видимо, пытаясь сдержать слезу.
- Ты волнуешься за папу?
- Конечно…- он глубоко вздохнул.
- Он поправится, я чувствую это.
Ты же знаешь, я все вижу наперед. Папа твой поправится, но что-то плохое…что-то
плохое с Эмилем будет…
- Глупая, что ты говоришь? Все у
Эмиля будет хорошо.
- А Сабина скоро выходит замуж за
Самира?
- Да, через две недели…Мне так
жаль Эмиля. С того самого дня, как он увидел ее с Самиром на бульваре, он
изменился. Он абсолютно поник и ушел в себя. Ходит все время с опущенной
головой и почти не разговаривает.
- Значит, он все еще любит ее.
- Об этом он вообще ни с кем не
говорит. Но, наверняка, она разбила ему сердце, теперь – то он точно будет ее
любить. Знаешь, так ведь оно и бывает, чтобы тебя кто – то сильно полюбил нужно
испортить ему жизнь, разбить его сердце...
- Но ты ведь не разбивал моего, -
она пристально посмотрела на него своими зелеными глазками.
- При чем здесь это?
- Я тебя люблю. – Она даже не
смутилась, произнося эти слова, она продолжала пристально на него смотреть,
словно эксперементируя, выжидая его реакции.
- Ну, мы же любим друг друга как
друзья, это совсем другое.
- Я тебя люблю, Тельман. И ничего
это не другое. Поздно уже, папа будет переживать, я пойду.
Эмиль сидел на скамейке в Губернаторском садике и наблюдал за струйкой
воды, обтачивающей огромный камень в фонтане. Он всем сердцем был привязан к
этому месту, но сейчас почему-то начинал ненавидеть скамейку, на которой сидел,
он стал презрительно смотреть на изумрудный фонтан, ему становилось не по себе
от людей, сидящих на соседних скамейках. Ведь теперь с ним не было Сабины. Ведь
именно благодаря ей этот сад когда – то казался ему божественным, а теперь
только воспоминания о ней украшали суетливый осенний день. Со сжимающей грудь
тоской он вспомнил тот день, когда прибежал к ее дому ранним утром с букетиком
фиолетовых цветов. В тот день она была такой красивой…Она и сейчас была очень
красивой, но тогда он смотрел на нее, и его сердце переполнялось надеждами о
счастливом будущем, а теперь образ ее красоты только уносил его все дальше и
дальше в прошлое, в котором была она. Все лето он провел дома, наотрез
отказываясь поехать с родителями отдыхать в Набрань. Он вбил в себе в голову,
что должен забыть ее за лето. Но забыть ее он не мог.
Кто бы смог понять его сейчас?
Эмиль встал со скамейки, оттряхнул брюки и направился к дому тети Нины.
Они были у нее всего два раза и за эти два раза успели привязаться к
этой очаровательной женщине, которая делилась с ними материнской любовью, не
имея возможности поделиться этим чувством со своей дочерью. Ведь она была так
далеко от нее.
- Эмиль! Как я рада тебя видеть!
А я- то уже думала, что вы забыли про меня! – Обрадовалась тетя Нина, завидев
его еще из окна и побежала открывать двери. – А где Сабиночка? – не без
удивления поинтересовалась она и нежно его обняла.
- Нет ее, - отрезал Эмиль и
бесцеремонно прошел в комнату. Вдруг он вспомнил, что на этот раз пришел к тете
Нине с пустыми руками, потому что по началу не собирался к ней заходить. Он не
стал ничего говорить, сгорая от стыда.
- А где же она? – не унималась
она и села на диван возле Эмиля.
- Она выходит замуж через две
недели, - равнодушно ответил Эмиль, не глядя на тетю Нину.
Она посмотрела на него с нескольким удивлением, прищурив один глаз. Она
пыталась понять, почему он говорит о том, что она выходит замуж так, словно она
выходит замуж не за него самого.
- И ты пришел пригласить меня?
- Нет, она выходит не за меня. Уж
не знаю, решит ли она пригласить вас на свою свадьбу.
- Ничего не понимаю.
- Да, я тоже не сразу все понял.
Она решила выйти замуж за другого, и…, - он резко замолчал, не в силах
сдерживать слезы. Он ни с кем не разговаривал о Сабине и поэтому не знал,
сможет ли говорить о ней хотя бы с тетей Ниной. Теперь он понял, что даже мысли
о Сабине могут заставить его плакать.
Тете Нине не хотелось усугублять ситуацию и, взяв себя в руки, встала с
дивана и как можно веселее предложила:
- А ты даже чаю не попросил!
Сейчас принесу.
Она пошла на кухню и минут пять возилась с чаем. Налив чай, она
медленными шагами вернулась в комнату с подносом в руках, на которых, помимо
двух чашек чая, была вазочка с клубничным вареньем и блюдце с печеньями. Она
аккуратно положила поднос на маленький столик перед Эмилем и обратно уселась на
диван.
- А ты ее до сих пор любишь? –
как бы невзначай спросила она.
- Очень.
- А она разлюбила?
- Ну, скажем,…я думаю, что она до
сих пор меня любит. Просто она очень хотела рано выйти замуж, а я пока не могу
на ней жениться, потому что у меня пока нет нормальной работы, институт пока не
окончил…
- Так она тебе и сказала?
- Нет, я ей не дал возможности
что-либо сказать мне. После того, как я увидел, что она хочет остаться с другим
парнем, я перестал ей даже звонить и не отвечал на ее звонки. А потом до меня
дошли слухи, что она обручилась. А теперь я узнал, что через две недели у нее
свадьба.
- И ты собираешься сидеть сложа
руки?
Она протянула Эмилю чашку чая и
всунула печенье в другую руку.
- А что мне еще остается делать?
- Бороться!
- Что вы такое говорите? Она же
по своей воле выходит замуж.
- Ну, уж нет, не поверю ни за
что. Я же помню, как она любила тебя, - у нее засверкали глаза. – Она любит
тебя и я уверена, что она не хочет выходить замуж за того парня, какое-то
чувство у меня…я редко ошибаюсь. И ты сам говоришь, что не дал ей возможности
ничего сказать тебе, а может её сердце переполнено и она очень хочет, чтобы ты
выслушал ее? Знаешь что, родной мой, ты не дашь этой свадьбе состояться. Ты
должен бороться за свое счастье.
- Счастье? Моя счастливая звезда
давно покинула меня.
- Потому что ты дал ей покинуть
тебя. Протяни руки к небу и верни ее на место. Все в твоих руках.
- Вы и, правда, так думаете?
- Уверена! Эмиль, сынок, пообещай
мне, что ты будешь бороться за Сабину.
Эмиль смотрел на нее с удивлением, он не мог поверить в то, что эта
разумная женщина советует ему столь неразумные вещи. Но в то же время он всем
сердцем хотел поверить в то, что она права, потому что жизни без Сабины себе не
представлял и почему-то был уверен, что она никогда не будет счастлива с
Самиром.
На него что-то нашло и в мгновении ока он поверил в истинность слов тети
Нины. Да, конечно, разве он может отдать свою любимую Сабину кому – то? Разве
он не должен бороться за нее, если они действительно любят друг друга? Разве он
не должен простить ее, если любит?
- Я обещаю, она не выйдет за него замуж! – торжественно
воскликнул он, и от этой эгоистичной мысли у него успокоилось сердце. – Она
будет моей, я обещаю.
Дорогу к дому Сабины Эмиль знал наизусть. Правда, он привык видеть ее
вечнозеленой, украшенной тенистыми аллеями, а теперь он брел по мокрому
асфальту посреди голых деревьев и все еще не хотел мириться с мыслью, что весна
ускользнула так глупо и нелепо. У него возникло такое чувство, будто он
перепутал дорогу, ему никогда не приходилось идти к Сабине по такой сырой и
неприветливой улице. Но пришлось только развести руками, ведь осень уже давно
вступила в свои владения и безжалостно срывала с деревьев последние листья,
которые были готовы ниспасть на землю сами по себе, только бы ветер не срывал
их с таким ожесточением.
Настроен он был решительно. Никто теперь не мог остановить решившегося
на отважный шаг юношу, понявшего, что без нее жизнь не представляет никакой
ценности. Не то, чтобы он очень дорожил словом, данным тете Нине, не то, чтобы
он хотел показаться самому себе героем, нет. Просто в какой-то определенный
момент он понял, что Сабина никогда не будет счастлива с этим англоязычным
молодым человеком, и что бороться за нее нужно до последнего. А что если она
откажет ему? Что если она пошлет его ко всем чертям? Пусть. Что же он этого
теряет? Достоинство, честь? Нет, это неправда. Бороться за любовь не значит
терять достоинство, любовь не знает никаких унижений, она готова снизойти до
грязи во имя собственного спасения, тем самым она возвышается до небес. А что
если она уже разлюбила его? В это бы он никогда не поверил.
Второй этаж, дверь справа, звонок…На какую-то долю секунду он
засомневался, оторвав руку от звонка. Захотелось скорее сбежать вниз по
лестнице и спрятаться на первом этаже, чтобы она никогда не узнала о том, что
он собирался так унизиться. Но разве он сейчас унижается тем, что хочет вернуть
свою любовь? Он зазвонил настойчивее.
Дверь открылась не сразу. Завидев Эмиля в глазке, она сначала не
поверила своим глазам и тоже засомневалась на определенную долю секунды.
Сначала она решила, что ей не полагается открывать дверь парню, когда она уже
обручена и собирается выйти замуж через пару недель. Но потом что-то кольнуло
сердце, что-то от нее не зависящее, что-то такое, что заставило ее испугаться и
в то же время обрадоваться безо всяких веских причин.
- Ну? – ее выдержанный тон вызвал
в нем желание ударить ее. Он не знал, что ему сейчас говорить. Его любимая
девушка отвечала таким тоном, словно никогда
и не знала его прежде, словно это не она завоевала его сердце, а затем
разбила его… словно это не она является смыслом его жизни.
- Зачем пришел? – деловито
продолжила она.
Наглым образом он слегка оттолкнул ее от двери и прошел в квартиру.
- Что ты делаешь? Ты сошел с ума!
– от неожиданности она забыла закрыть дверь и побежала вслед за ним. Не думая
объяснять свой поступок, он рухнул в глубокое кресло и непроизвольно начал
барабанить пальцами по ноге. Он окинул Сабину циничным взглядом и совершенно
спокойно попросил:
- Покажи мне свое свадебное
платье.
- Что ты вытворяешь? Что за чушь?
- Ну, скажем, не чушь, это раз. И
я хочу, чтобы ты сейчас же показала мне свое свадебное платье, это два.
Она обомлела и растерялась. Его поведение окончательно сбило ее с толку.
- Ну же, Сабиночка, я жду.
Словно под гипнозом, она прошла в соседнюю комнату и взяла в руки
разложенное на родительской кровати свадебное платье и принесла его Эмилю. Она
ничего не соображала в эти мгновенья и впервые в жизни не отдавала себе отчета
в своем поступке. Эмиль даже на секунду не задумался о том, почему она так
быстро послушалась его и сделала то, о чем он попросил. Он почему-то заранее
был уверен, что все произойдет именно так, как он хочет.
Она протянула ему свадебное платье. Платье было подобрано со вкусом,
простое и изящное, ничего лишнего.
- Знаешь, дорогая, твое платье
никуда не годится, - удовлетворенно оценил он и улыбнулся.
- Чем оно тебе не нравится? –
забыв обо всем, несколько обиженно ответила Сабина.
- Слишком простое. Ты гораздо
лучше. Тебе нужно другое.
- Ты просто завидуешь, - она даже
надула губки от обиды.
Эмиль не ответил. Он вновь увидел в ней прежнюю Сабину, которую любил.
Сейчас она была также прекрасна, как и в то весеннее утро, когда он признался
ей в любви, сейчас у нее было такое же милое лицо, такие же добрые глаза. Разве
он мог упустить ее?
- Ты не выйдешь за него, -
утвердительно заметил он и, встав с кресла, подошел к ней поближе.
В ней проснулось давно зарытое вглубь чувство. Она вдруг поняла, что
никакой Самир никогда не сравнится с этим человеком, который, хоть и не живет в
Англии и не настолько богат, но любит ее больше всех на свете. Из ее глаз
покатилась слеза. Стало стыдно за проявленную слабость, и она закрыла лицо
ладонями. Эмиль подошел к ней вплотную и обнял, так, как будто и не было разлуки,
как будто не было того дня на бульваре,
не было Самира, не было мокрого асфальта по дороге к ее дому…
- Золото мое, все будет хорошо,
вот увидишь. Просто мы должны быть вместе, иначе нельзя. Ведь невозможно
обхитрить судьбу, понимаешь? Ты можешь обмануть меня, что любишь другого,
можешь обмануть свою маму, что хочешь замуж за Самира. Ты даже себя можешь
обмануть, но Бога ты не обманешь. Он все знает, и Он обязательно сделает так,
как нужно.
Она сложила голову ему на плечо и тихонько всхлипнула.
- А мамина гадалка сказала, что
мне никогда не быть с тобой, - сказала она, не поднимая головы и продолжая
сопеть.
- Ты веришь гадалкам?
- Не знаю…но…
- Сабишка, это все глупости. Все
будет хорошо.
- У меня свадьба через две
недели…
Она подняла глаза и утерла слезу.
- Все слишком серьезно, - сказала
она уже твердым голосом и отошла от Эмиля.
- Ты можешь отменить свадьбу! Я
украду тебя!
- Нет, это невозможно, - уверенно
сказала она и задумчиво посмотрела на платье, валяющееся на ручке кресла. –
Пожалуйста, уходи, скоро мама вернется.
- Хорошо, я уйду. Прошу тебя,
подумай над моими словами, подумай, милая. Мы будем счастливы вместе.
- Я подумаю…
- Позвони мне вечером и дай мне
знать о своем решении, - Эмиль посмотрел на нее умоляюще и, не дождавшись
ответа, вышел в коридор.
- Алло, Тельман?
- Да, Аленька. Как ты?
- В порядке. Папа поправляется?
- Нет, но врач сказал, что есть
надежды.
- Слава Богу!
- Какому?
- Прекрати. Тельман, завтра я иду
на концерт, пойдешь со мной?
- А что за концерт? Надеюсь, не
твои бешеные?
- Именно! Пожалуйста, я так давно
не была на рок - концертах…
- Ты меня с ума сведешь…ну ладно,
пойдем, посмотрим на твоих бешеных друзей. Хи-хи. Заходи ко мне.
- Не могу, уроки еще надо
сделать. Ну, тогда завтра в пять будь готов, идет?
- Идет.
Он положил трубку и принялся мучить Ральфа, который только и делал, что
взвизгивал время от времени, когда Тельман щипал его за нос.
- Ральф, голос! – скомандовал
Тельман и щенок тут же гавкнул. За несколько недель братья научили Ральфа
подавать голос и по команде протягивать лапу, на большее у них пока не было
времени. На соседней кровати сидел Шаин и читал книгу. Когда книга успела ему
порядком надоесть, он встал с кровати, нагнулся, и взял Ральфа на руки.
- Что ты всегда вмешиваешься? –
разозлился Тельман, - а ну верни!
- Ты издеваешься над бедным.
- Он мой, Аля его мне подарила.
- А кормит его только мама, ты
только гуляешь с ним.
- А ты вообще ничего не делаешь!
Тельмана всегда раздражало, что он не мог противоречить старшему брату и
что Шаин всегда оказывался прав.
- А куда ты с ней завтра идешь? –
решил заморочить голову брату посторонним разговором Шаин, чтобы собака
осталась у него на руках.
- На рок – концерт, - не заметив
подвоха, спокойно ответил тот. – Я, конечно, ненавижу подобные мероприятия, но
ты ведь сам знаешь, после смерти матери она никуда не ходила, не могу ей
отказать.
- Да, бедная девочка…- уже
серьезно ответил Шаин. – Знаешь, когда отец попал в аварию, я думал, что не
переживу этого, хоть и не подавал виду, что мне страшно. А мне было очень
страшно, я ночей не спал. И сейчас не сплю… А вдруг он не выкарабкается? Представляю себе, что пришлось пережить
бедной девочке, в таком раннем возрасте остаться без матери…
- Она до сих пор винит меня в
глубине души, я знаю…, - виновато сказал Тельман.
- Ты тут не при чем, что за
разговоры.
- Попробуй это объяснить ребенку.
Я был тогда рядом и ничем не смог помочь. Знаешь, мне кажется, что кроме меня у
нее никого нет. Только отец, да и то… Она только мне рассказывает свои секреты…
Я несу за нее ответственность, я всю жизнь буду оберегать ее, я дал себе слово…
Их разговор прервал телефонный
звонок.
- Да? – ответил Тельман.
- Привет, Шаин дома? - послышался
голос Айтен.
- Да, секундочку.
Он передал трубку брату и вышел
из комнаты, потому что Шаин предпочитал беседовать со своей невестой только
наедине.
Комнату освещал слабый свет луны, умудрившийся проскользнуть сквозь
бежевые занавески. Из соседней комнаты доносились звуки телевизора, включенного
на полный ход. Сабине еще нужно было снять с лица косметику и убрать вещи в
шкаф. Но сумасшедший поток мыслей отнимал у нее равновесие, и она бессильно
упала на кровать. Вопросы находили ее отовсюду, вопросы о правильном решении,
об Эмиле, о Самире, о мнении родителей, о свадьбе… Вопросы о ее дальнейшей
судьбе. Ей казалось, что даже потолок сверлит ее взглядом и умоляюще вопрошает:
«Что делать?». Она закрыла глаза, чтобы хоть немного успокоиться, но стало еще
хуже, вопросы преследовали ее в сознании, и даже если бы ей удалось уснуть, ее
мучили бы кошмарные сны о свадьбе. В комнату вошла мама, и у Сабины появилась
возможность почувствовать себя не такой одинокой и покинутой.
- Уже спишь? – спросила она, не
включая света.
Сабина не ответила. Ей захотелось притвориться спящей. Но мама подошла
ближе к кровати и увидела, что постель не разобрана.
- Доченька, что с тобой?
Сабина поняла, что ей не удалось обхитрить маму, и открыла глаза. Что
она могла рассказать маме? Что она сама не знает, чего хочет?
- Ну же, расскажи мне, дочка, -
не унималась она.
- Мама, - еле слышно вымолвила
Сабина, - я не хочу выходить замуж. Мама, я не хочу! – сказала она чуть громче
и заплакала.
Свет луны остался где-то на заднем плане. Ей стало душно. Полумрак,
царивший в комнате несколько секунд назад, куда-то исчез. Она почувствовала на
себе сотни пары глаз, ей казалось, что они сверлят ее своими пронзительными
взглядами на пару с потолком, сверлят ее осуждением. Даже с собой она не смела
поделиться этой мыслью, а тут вдруг…эта мысль, это необоримое желание быть
счастливой вырвалось из нее само по себе.
- Доченька! Свадьба через две
недели! Что ты такое говоришь? – мама смотрела на Сабину с ужасом.
Она ничего не отвечала, она уткнулась носом в подушку и продолжала
реветь. Это мгновение было пределом. Она, наконец, дала волю слезам, она больше
не могла притуплять чувства, она должна была с кем-то поделиться. Сабина ничего
не рассказывала подругам об Эмиле, ничего не говорила маме, ибо боялась
кривотолков, боялась общественного мнения. Что о ней станут говорить окружающие,
если она отменит свадьбу? Что о ней подумают люди? Но это мгновение освободило
ее от тяжести будущего. В этот момент мир состоял из подушки и слез, даже голос
матери казался далеким и почти нереальным. Никто ей не мог запретить
выплескивать из себя тупую боль.
- Сабиночка, дочка, - мама не
знала, что говорить. Утешать? Но она не могла сказать дочери, что, конечно же,
они могут отменить свадьбу и все будет хорошо. Разве мама не думала о том, что
о них станут говорить люди?
Ее слезы казались неиссякаемыми. Она могла бы так прореветь до самого
утра, если бы никто не попытался ее остановить.
- Давай сделаем так, - предложила
растерянная мама, - мы завтра обсудим все в спокойной обстановке. Тебе сейчас
плохо, ты не в себе. Может, завтра ты будешь думать совсем по-другому? Если ты
действительно скажешь, что не хочешь замуж за Самира, то мы обсудим это с
отцом. А сейчас ты разденешься и постараешься уснуть. Хорошо?
Когда Сабина вновь осталась наедине с полумраком, укоряющим взором
окинула комнату и сразу же закрыла глаза, потому что весь мир был против нее,
даже ее родные стены.
Громкая музыка заставляла сотрясаться зал. Публика, в основном состоящая
из подростков, пребывала в диком восторге. Со всех сторон Тельмана толкали
локтями, пробивая себе дорогу ближе к сцене. Он думал, что у него лопнут
перепонки от беспрерывных ударов барабанов. Он заботился только о безопасности
Али, стоявшей впереди него и непомнящей себя от счастья.
- Давай подойдем прямо к сцене! –
сказала она, или, лучше сказать, прокричала.
- Что? – переспросил он.
- Я хочу поближе! – еще громче
сказала она.
Он крепко схватил ее за руку и повел вперед, проталкивая прыгающих и
кричащих парней и девушек. Это оказалось не так легко, как ему казалось, потому
что завсегдатаи рокеры умело боролись за свою место на концерте и многие из них
ловко отталкивали его назад. И, тем не менее, им кое-как удалось пробраться к
сцене. Не было предела счастью обезумевшей Аленьки. Она, словно дикий зверек,
вывернулась из его объятий, отскочила в сторону и начала прыгать вместе с
остальными. Он попытался пробраться к ней поближе, но толпа, пребывающая в
экстазе, не предоставила ему такой возможности, и он остался на своем месте, не
спуская глаз с Али.
На сцену вышла очередная группа, и публика завизжала от радости.
Тельману было невдомек, что это за группа, все рокеры для него были на одно
лицо. Зазвучала музыка. Люди начали кричать еще громче, некоторые из них начали
мотать головами. Аленька, следуя настроению толпы, делала тоже самое. Ее волосы
периодически оказывались на полу, ее тело с трудом удерживало равновесие.
Тельман был в ужасе, он никогда не видел ее такой ненормальной. Вдруг Аля не
вынесла головокружения и упала на людей, стоящих на втором ряду. Благо, что ее
подхватили двое парней, не дав ей упасть на пол. Тельман, уже не думая об
агрессивности рокеров, разделявших его от Аленьки, со всей силой рванул к ней.
К его удивлению, она ничуть не была огорчена падением, напротив, это показалось
ей забавным. Он схватил ее за руку и хотел было увести на задние ряды. Но она
ожесточенно высвободила руку и отвернулась, продолжая прыгать, делая вид, что
ей плевать на то, чего хочет он.
- Аля! – прокричал он ей в ухо. –
Успокойся! Ты опять упадешь!
- Отстань! – еще громче закричала
она.
Толпа откинула его обратно. Наблюдать за своей маленькой девочкой ему
удавалось только издали. Но через несколько минут Аля позабыла о музыкантах,
она резко повернула голову и стала взглядом искать Тельмана. Глаза ее выражали
испуг, тревогу… Ему был знакомы эти глаза дикого зверька, никогда не
предвещавшие ничего хорошего… Он испугался и замахал ей руками.
В кармане завибрировал мобильный телефон. Звонил Шаин. Тельман не мог
ответить на звонок в зале, потому что было слишком шумно, он даже себя не мог
расслышать, уже не говоря о телефоне. Но Шаин никогда не тревожил его по
пустякам, наверняка, ему нужно было что-то срочное, и поэтому Тельман снова
схватил Алю за руку и потащил к выходу. На этот раз он не реагировал ни на
какие ее сопротивления.
- Отпусти меня! Идиот! – жалобно
кричала она, пытаясь высвободить руку, не желая покидать зала. Но в то же время
предчувствия ослабили ее пыл и не уставая выкрикивать оскорбления в его адрес,
она все же продолжала следовать за ним и тревожилась, как бы чего не случилось…
Он ничего ей не отвечал. Выйдя из
зала, он перезвонил Шаину.
«Да? Что? Как?...Где мама? Я
сейчас еду!»
Аля посмотрела на него с укором, но на этот раз ничего не сказала,
ожидая то ли оправданий, то ли новостей.
- Аленька…папе стало хуже, он в
критическом состоянии, - не до конца вникая в смысл собственных слов сказал
Тельман. – Я должен ехать…Ты не можешь здесь оставаться одна, пойми…
- Хорошо, я поеду с тобой.
Слышишь, извини меня… Я почувствовала, что твоему отцу хуже… Я отказывалась
верить в это, я виновата…
Аленька ни за что в жизни не согласилась бы пропустить рок –концерт. Но
совсем недавно она сама потеряла близкого человека, и теперь ее лучшему другу
грозило испытать тоже самое. Она взяла его за руку и виновато последовала за
ним.
Машина неслась с бешеной скоростью, не осторожно соприкасаясь с рыхлым
асфальтом, не ремонтируемым в этих местах около десяти лет, со времен распада
Советского Союза. Сабина дрожала от волнения, съежившись на заднем сидении, и
судорожно перебирала пальцами носовой платок.
- Это плохо закончится, -
дрожащим голосом жаловалась она Эмилю и, приподнимаясь на сидении, пыталась
отыскать взглядом его глаза в зеркале.
До свадьбы оставалось восемь дней. Несколько бессонных ночей и
предсвадебное равнодушное отношение Самира помогли ей принять решение. Пару раз
она пыталась поговорить с матерью и объяснить ей, как сильно она любит Эмиля и
как ей не хочется выходить за Самира, который увезет ее в туманную Англию и
будет обращаться с ней как с куклой. Она отчетливо осознавала, почему Самир
хотел жениться на ней. Следуя семейной традиции, он непременно хотел жениться
на азербайджанке из хорошей семьи. Она подходила к этой роли как нельзя лучше.
Но разве она хотела выйти за него замуж, только потому, что она была
азербайджанкой из хорошей семьи? Опозорить родителей и убежать из дома накануне
свадьбы тоже не относилось к ее мечтам, но на этот раз пришлось выбирать из
двух зол меньшее.
Она позвонила Эмилю за девять дней до свадьбы и просто сказала, что не
хочет сейчас выходить замуж. Этого было достаточно. Урса Минор…вот кто заставил
Сабину позабыть о предрассудках, о предостережениях маминой гадалки, о
неопределенном будущем.
- Ты веришь мне? – спросил он.
- Верю.
- Тогда не думай о плохом, твои
родители все поймут.
- А твои?
- Они знают, что я без тебя жить
не могу, они тоже поймут, милая, поймут.
Они не знали, куда им ехать, потому что первым делом родители стали бы
искать ее именно у Эмиля и у его родственников. Небезопасно было ехать и к
Тельману, родители которого могли отнестись к этому негативно и позвонить
родителям девушки, дабы избежать скандала. Они поехали к Але, которая
согласилась помочь другу Тельмана. Ее отец работал до поздна и доверял дочери
абсолютно во всем. Она собиралась сказать ему, что это ее друзья и что она
хотела бы, чтобы они переночевали у них дома. План казался идеальным.
Прежде Аля много слышала о Сабине и об ее отношениях с Эмилем, но
никогда не видела ее. Теперь, когда она видела перед собой живую легенду, она
не могла понять Эмиля, который преподнес Сабину как ангела. Аленьке она
показалась обычной девушкой со своими достоинствами и недостатками, с обычными
комплексами и обычным характером.
Аля расположила гостей в своей комнате и принялась молчаливо их
рассматривать. Она не предложила им чаю, как это обычно делают, не стала
расспрашивать об их дальнейших планах и даже не потрудилась представить себя
Сабине. Аля ненавидела подобные церемонии. Ей казалось, что подобные беседы
всегда пропитаны фальшью и не несут в себе никакого смысла.
- Можно мне позвонить? -
осторожное спросила Сабина, чувствуя на себе негодующий взгляд маленькой
девочки.
Аленька неслышно прошла в соседнюю комнату и притащила телефон, волоча
за собой длинный провод. Сабина набрала свой номер:
- Мама? Мама, я не приеду домой,
не ждите меня. Нет... Нет, я же сказала… Я не выйду за Самира. Да. Это мое
последнее слово… Меня украли, так лучше? Да, Эмиль. Мама, я же сказала…все,
пока. Говорю же, пока…
Она положила трубку, не дослушав маму и испуганно посмотрела на Эмиля,
пытаясь понять, не жалеет ли он о своем решении. Нет. Он ни капельки не жалел.
Он смотрел на нее влюбленными глазами, как в то волшебное утро, когда он
признался ей в любви. Он мысленно лепетал слова благодарности Богу, счастливой
звезде, Сабине, вселенной…
Переполненность счастьем побуждала его к благодарению, он напрочь
позабыл о месте и времени, в котором находился, о сложившейся ситуации, о
грядущем скандале. О внешнем мире ему напоминало только шуршание длинного
телефонного провода, с которым возилась Аленька в соседней комнате, пытаясь
поставить на место телефон. Печальные и испуганные глаза любимой девушки были
сейчас единственным смыслом и оправданием существования всей Вселенной.
Очередное дежурство в палате отца ничуть не смущало усталого после
тренировки Тельмана. Он прибыл в больницу на двадцать минут раньше условленного
времени и застал брата, державшего в одной руке чашку чая, а другой монотонно
стучал по ней ложкой, делая вид, что перемешивает сахар. Сахара в чашке не
было, потому что в палате его не держали. Завидев Тельмана, он преподнес к
губам правую руку, ту самую, которой стучал ложкой по чашке, и сделал тому
условный знак говорить потише.
- Можешь идти, - шепотом сказал
Тельман и опустился на соседний стул возле кровати.
Лицо отца не меняло выражения вот уже в течении нескольких месяцев. С
одной стороны, это пугало Тельмана, он боялся, что отец никогда не выйдет из
состояния комы и навсегда останется на больничной койке. Но с другой, он утешал
себя мыслью, что отец все же остался жив, а это лишнее подтверждение тому, что
удача на его стороне и что скоро он поправится.
- Ему стало хуже, – чуть слышно
сказал Шаин, и чтобы не выдать волнения, принялся заново мешать остывший чай. –
Врач сказал, что он пролежит так, возможно, несколько лет…Я еще не говорил
маме, не знаю как сказать.
Тельмана бросило в дрожь. Слова были бессильны выразить его шок, только
невольно округлившиеся от ужаса глаза сумели выдать испуг.
- Иди, - выдавил он и схватился за
неподвижную руку отца.
Шаин вышел из палаты, не попрощавшись с братом, потому что несколько
часов назад, когда ему сообщили об этом, он пребывал в таком же ужасе и
волнении.
Мысли без разрешения начали плести заговоры против самообладания. Отец
может и не выбраться из комы, он может умереть…Быть может, врачи просто утешали
Шаина, когда говорили о нескольких годах постельного режима, быть может, он
умрет совсем скоро и бездушные врачи уже знают об этом…
- Папочка…, - детским голосом
пробормотал Тельман, наклоняясь над лицом отца, которое, впрочем, все было
обставлено какими-то неприятными для взора препаратами. Вот уже несколько
месяцев эта проклятая капельница висела над его кроватью, и своим видом все
больше и больше пугала Тельмана. С раннего детства он боялся больниц, запаха
лекарств и врачей в белых халатах. Юношеская зрелость и сознательность все
равно не разубедили его, и детское представление о врачах – мучителях не
покидало его даже теперь. Он поцеловал руку отца, встал со стула и подошел к окну.
Бездонное небо казалось первым и, пожалуй, самым опасным врагом. Оно смотрело
на город своими огромными глазищами и пожирало взглядом сотни высоченных
зданий, пытающихся затмить своими огоньками мрак. Небо было беззвездным. Все
звезды попрятались за тучами, чтобы не выдать трусости счастливой звезды,
которая так беспощадно обманула детские мечты и надежды, а затем, чтобы
избежать проклятий, укрылась где-то в бездне космоса и решила не появляться,
пока он не сломается окончательно. Заговор самой судьбы... что он мог поделать
с ним?
Все с большим и большим ожесточением ветер швырял листья в грязные лужи
и заставлял их содрогаться перед последним полетом. Ветви растерянных деревьев
метались в разные стороны, пытаясь понять, куда подевались их золотые украшения
и почему ветер, совсем недавно лелеявший их своей прохладой, так жестоко
срывает с них последнюю надежду. Как - будто они впервые увидели зиму, как –
будто не с этих же деревьев она сдирала последние листья в прошлом году.
Эта безжалостная зима показалась первой и для
Тельмана. Он прожил уже двадцать два года, и ровно двадцать два раза зима
казалась ему всего лишь естественным явлением природы, сопровождающимся
постепенным похолоданием, частыми дождями и разговорами о снеге, и только
изредка самим снегом, и то в небольших количествах. Но теперь он понял, что
никогда прежде она не являлась ему настоящей, такой как сейчас.
Деревянные скамейки в школьной беседке подсырели от двухчасового дождя, и Тельману пришлось взобраться на них
и сесть на железную трубу. Ему нравился запах сырости. Отчасти он напоминал ему
детство.
Эмиль опоздал на полчаса, и, невзирая на это, подходил к беседке
неторопливыми шагами.
- Оправдываться не будешь? –
шутливо вопрошая, поприветствовал его Тельман.
- Ну, скажем, не буду, -
попытался подразнить его тот. Но, осознав безрезультатность своей шутки,
протянул ему руку и, взобравшись на скамейку, уселся рядом с ним.
Глаза Эмиля излучали счастье и удовлетворение. Он пытался скрыть свою
радость, потому что знал о горе друга.
- Отцу не полегчало? –
поинтересовался он.
- Нет. Я был у него сегодня.
Состояние не утешающее. Врачи сказали, что придет в себя он еще не скоро..., -
он замолчал на пару секунд и добавил. – Возможно, он пролежит несколько лет…
Может, не выживет…
- Боже…
- Интересно, где сейчас твой
Боже? – не упустил случая огрызнуться Тельман.
Эмиль решил промолчать.
- Я устроился на работу, -
продолжил Тельман.
- Куда?
- В одну компанию. Шофером.
Работать буду без выходных.
- А тренировки?
- Бросил. Не успеваю. Шаин сказал,
что сам справится, но я – то знаю как ему сейчас сложно из-за Айтен... Они
свадьбу из-за всего этого отменили, он и сам не много зарабатывает. Я не хочу,
чтобы мама в чем – то нуждалась…Пребывание отца в больнице обходится дорого.
- Брат, я одолжу тебе сколько
надо.
- Нет. Разговор закрыт.
Эмиль знал о своенравном характере друга и заранее знал, что он не
возьмет у него денег. Поэтому решил не настаивать на своем, чтобы не усугубить
его и без того тяжелое положение.
- Кстати, - как бы, между прочим,
сказал Тельман, - на днях видел Асиф муаллима. Он сказал, что теперь может
взять меня в свою команду.
- Уау! Наконец-то!
- Я отказался.
- Что? Ты с ума сошел! Тельман,
ты мечтал об этом всю жизнь.
- У меня нет на это времени, если
я соглашусь, я должен буду полностью посвятить себя футболу. Я не могу, не
получится.
- Но ты мечтал…
- Мечтал. Скажи мне, какая моя
мечта сбылась? Счастливая звезда отвернулась от меня, друг мой, Урса Минор
теперь только твоя покровительница, - с наигранной иронией сказал он и кивком
указал на небо, на котором звезды казались еще бледными.
- Не говори так…
- Да брось ты, брат. Давай
честно, она ведь отвернулась от меня, но зато повернулась лицом к тебе. Тебе
удалось добиться всего, о чем ты мечтал, судьба избаловала тебя своими подарками,
а меня просто вышвырнула за борт. Это ведь так.
- Друг, мы еще слишком молоды. Ты
говоришь так, словно мы уже прожили свою жизнь. Откуда ты знаешь, что будет
завтра? Может, я останусь за бортом?
- Поверь мне, если тебе везло всю
жизнь, ты до конца будешь счастлив. И я счастлив, что наша звезда не
отвернулась от нас обоих. Она выбрала тебя.
В какой-то степени Тельман завидовал другу. Они возлагали одинаковые
надежды на жизнь в беспечном детстве, вместе мечтали о будущем и готовы были
вместе сражаться за свои стремления. Но судьба обошлась с ними по-разному,
преподнеся Эмилю счастье на золотом блюдечке, а Тельмана заставляет теперь
сражаться. И сражаться не за мечту и не за цель, а за возможность и дальше
волочить жалкое существование.
- Когда у вас свадьба? – желая
сменить тему, спросил Тельман.
- В конце февраля, недолго ждать.
Я не хочу ее снова потерять... Поэтому решил не медлить с этим делом.
- Правильно, ты как раз начинай
работу в банке.
- Да…, - виновато сказал Эмиль. –
Я постараюсь найти для тебя вакансию.
- Да ладно, у меня же и высшего
образования нет. Спроси, им там в банке футболист не нужен?
К удивлению Эмиля, родители Сабины не стали устраивать скандала и без
излишней огласки обзвонили приглашенных на свадьбу и вежливо сообщили об отмене
торжества, не называя причины. Сложнее было объясниться с родителями Самира,
нежели с ним самим. По началу его родители были в шоке, обозвали Сабину
легкомысленной девчонкой, которой в жизни не светит ничего хорошего с ее
характером, обвинили ее отца в том, что он так и не смог привить дочери понятия
о нравственности. Затем они окончательно разорвали всяческие отношения со
своими старыми друзьями, ибо не могли смириться с нанесенным оскорблением. А
Самиру, в принципе, было все равно. Такой перспективный жених без труда мог
найти себе замечательную невесту, азербайджанку из хорошей семьи.
Свадьба была назначена на конец февраля. Они решили сыграть свадьбу
зимой, чтобы доказать лютой стуже, что нет в мире зимы, которую бы не победила
любовь, что нет в мире холода, который не был бы бессилен перед счастьем.
Колеса кипельно белого Кларуса с невероятной скоростью скользили по
раздробленному асфальту городских улиц, не обращая внимания ни на камни, о
которые спотыкались шины, ни на светофоры, грозящие своими красными глазищами
прервать движение. Глаза Эмиля блестели от неопределенного чувства
удовлетворенности, доселе неизведанного им. Наконец, он обрел гармонию с
внешним миром, он достиг вершины своих мечтаний, ни одной детали не удалось
проскользнуть мимо прозорливых глаз фортуны, ни одному человеку не удалось бы
разгромить его карточный домик. Он мчался к тете Нине, чтобы вручить ей
приглашение на свадьбу. Если бы не она, он бы не решился тогда на столь
отважный шаг…
В воздухе пахло дождем. Погода предвещала некую романтику, идеально
подходящую его нынешнему настроению. В салоне было уютно и тепло, и от этого
еще больше хотелось мчаться по забытому транспортом шоссе на высокой скорости и
поражать весь мир своей смелостью, охватившим его счастьем. Он с наслаждением
провалился поглубже в сидение и до конца нажал на газ. Адреналин прошелся по
всему телу, и приближающиеся сумерки превратили это мгновение в настоящее
блаженство. Он счастлив. Все, что было до, казалось лишь ожиданием будущего с
Сабиной, мысли о том, что она станет его женой и матерью его детей одержали
верх над всей Вселенной, вершившей свои законы в мироздании.
Легкая барабанная дробь дождинок, прокатившаяся по лакированной
поверхности автомобиля, заставила Эмиля повернуть голову налево, чтобы
внимательнее рассмотреть узор ниспадающих по вертикали капель дождя, исподтишка
проникших внутрь салона, потому что левое окошко было слегка приоткрыто.
Ярко-красный мерседес выехал из-за угла, не нарушая правил дорожного движения,
и не успел затормозить, завидев Кларус, несущийся на бешеной скорости...Авария
была неизбежна...
Водитель ярко-красного мерседеса выбежал из машины, еле переводя
дыхания, и мигом открыл дверцу сбитой машины:
- Брат, ты в порядке?
Ответа не последовало. Голова Эмиля небрежно свисала с обрызганного
кровью руля и капли дождя, проникшие сквозь открытую дверцу, мешались с кровью
и сползали с сидения, вызывая чувство должной тошноты у водителя мерседеса.
Команата Сабины напоминала цветочный магазин, в котором никогда не хватает
места для всего товара. Вазы, переполненные алыми розами, готовы были треснуть
в любую минуту, трехлитровые банки, в которых с трудом напихали ромашек и
прочих полевых цветов, выглядели не столь уж нелепыми во всем этом великолепии.
Никто еще не дарил ей столько цветов по несколько раз в день, никто еще не
любил ее такой искренней, детской любовью. Ее немного смущали воспоминания о
несостоявшейся осенью свадьбе, о платье, сильно напоминавшим то, которое сейчас
валяется у нее на кровати, но то, которое ей не суждено было надеть...Когда-то
давно она слышала, что если не надеть первое выбранное свадебное платье, то
невесте уже не суждено выйти замуж. Она боялась примет и была несколько
суеверна...Но сегодняшний день исключал всякие предрассудки и суеверия. За
окном пахло сыростью. Кратковременный дождик омыл замерзшую землю своим
прохладным дыханием и незамысловатыми узорами прошелся по окну. Ей стало
интересно, рисует ли дождь такие же живописные рисунки для ее возлюбленного?
Послышался слабый телефонный звонок, доносившийся из ее сумочки.
Небрежным движением руки она поднесла сумочку поближе и извлекла из нее
телефон. Она удивилась, никогда прежде ей не звонила Аленька.
- Что-то случилось, с Эмилем, я
не знаю, но он может умереть… Найди его!
- С ума сошла? - с недоверием
завизжала Сабина, желая внушить себе,
что эта маленькая девчонка глупа, и в то же время пытаясь не услышать
своего сердцебиения, напоминавшему о способностях Аленьки.
- Замолчи! Не спорь со мной! -
истерично вопила та. - Немедленно найди его, может, он еще жив!
- Ты бредишь, детка.
Сабина швырнула мобильный на свое платье и начала в недоумении кусать
губы. Что могло произойти? Сегодня Эмиль должен был съездить к тете Нине, а
вечером, как обычно, позвонить к ней и не давать покоя до двух, а то и до трех
часов ночи. Что за глупости болтает эта малолетка? Дыхание невольно участилось,
щеки покраснели, и запах сырости начал действовать на нервы. Она кинулась на
кровать и, схватив телефон, нашла номер Тельмана и позвонила. Тельман сказал, что
находится в пути, он подвозил своего нового шефа к какому-то офису и не мог
отвлекаться на дороге. Он никак не хотел верить ее глупым предчувствиям и
лишаться работы из-за подобных пустяков. Тогда ей пришлось сказать, что это не
ее предчувствия, что это все Аленьке померещилось.
- Я еду. Жди, - хладнокровно
отрезал он и помчался к дому Сабины, который находился недалеко от
предполагаемого офиса. Шефу он сказал, что вернется через час, как раз в это
время шеф собирался ехать обратно.
Впоследствии, Тельману не удавалось припомнить, что именно происходило
после. Растерянные глаза Сабины, дрожащий голос Аленьки, мешающийся со
всхлипываниями, которые она тщательно старалась скрыть от него, находясь на
другом конце провода, крики матери Эмиля, туманная дорога, опять белые
халаты... которые он успел возненавидеть, хладнокровные лица врачей... Эмиль...
"Он пришел в сознание, но
надежды мало. Политравма. Перелом грудины и восьми ребер, с проникновением
осколков в левое легкое и перикард", лепетали врачи, глядя куда-то в
сторону, делая вид, что они тут вообще не при чем..
Палата, задушенная слезами матери и Сабины, казалось, пребывала в
шоковом состоянии, и пронизывающий взгляд умирающего Эмиля распиливал пополам
стоявшего у дверей Тельмана. Бесконечной вереницей протянулись давние
воспоминания в помутневшем сознании перебинтованного парня и виноватое лицо
Тельмана казалось ему скорее галлюцинацией, вызванной предсмертной агонией,
нежели реально находящемся в помещении другом.
- Тельман? - спросил он, чтобы
убедиться в ложности своих предположений, сумрачно витавших в его воспаленном
мозгу.
- Брат..., - Тельман подбежал к
его кровати и опустился на колени. Бинты просто задерживали течение крови, но
спасти ему жизнь было уже невозможно. - Ты выберешься, только держись!
- Чертова Урса Минор, брат! -
сквозь натянутую улыбку прошипел Эмиль, и лицо его исказилось от физической
боли, мучавшей его с того самого момента, когда он открыл глаза.
- Не говори так, она всегда была
на твоей стороне, ты выкарабкаешься, вот увидишь!
- Ты хоть сам веришь в то, что
говоришь? Я слышал, я знаю...я умираю. Я чувствую, брат.
- Нет...
Тельман не верил тому, что говорил. Он был предупрежден врачами о
смертельном состоянии друга и был допущен в палату после матери и невесты
только для того, чтобы попрощаться. Нет, он не мог объять своим разумом всю
чудовищность происходящего, его друг не мог просто так взять и умереть.
- А помнишь, кто так замутил нам
голову этой Урсой Минор? - прервал тишину Эмиль и протянул руку другу, чтобы тот не чувствовал себя виноватым
в случившемся.
- Нателла, тоже мне, умничала,
нельзя было сразу сказать, что это Малая Медведица?
- Мозги нам запудрить хотела, а
где она сейчас? Вышла замуж за того умника, с кем по ночам шлялась?
- Не знаю, брат... не знаю.
- Помнишь, как нам интересно было
увидеть вампиров в школьной беседке?
- А разочарование от обычной ночи
тоже помнишь? – улыбнулся Тельман.
- Нет, мне тот вечер показалась
сказочным… Такая яркая звезда, и вдруг стала нашей…, - вздохнул Эмиль.
- Мне тоже, я потом всю ночь
уснуть не мог, такие впечатления, брат…
Казалось, что смерть, нависшая над постелью Эмиля, безжалостно отступила
назад перед светлыми воспоминаниями, обнявшими сердца этих двух молодых людей,
так рано столкнувшимися с этим чудовищным мгновеньем.
- Видишь, мы все не так
поняли..., - тоскливо бормотал Эмиль, еле сдерживая наворачивающиеся от
осознания близкого конца слезы, - Урса Минор просто баловала меня перед
смертью, ей просто было жаль столь неудачного парнишку, которому суждено
умереть в двадцать два года...Зачем она окутывала меня глупыми иллюзиями? А
Сабина...что будет с Сабиной? Бедная моя девочка... Чертова Урса Минор! Будь
проклята...
Последние слова он проговорил почти шепотом, чуть дыша. Он медленно
закрыл глаза и испустил дыхание. Глаза Тельмана наполнились необъятным ужасом и
бессилием, заиленной мутной рекой покатились слезы, являясь единственным
средством, способным вылить из него хотя бы капельку того горя, которое он
испытывал, а вместе с ним и вся Вселенная.
- Будь ты проклята, Урса Минор! -
завопил он звериным ревом и стал истерично биться в конвульсиях, разбивая
голову о пол.
В мгновение ока палата наполнилась визжащими людьми и по-прежнему
спокойными докторами. Все знали, что летальный исход неизбежен, но никто не
ожидал, что это произойдет так быстро... Мать Сабины бормотала что-то про
гадалку, мать Эмиля лежала в обмороке и врачи пытались привести ее в сознание,
женщины, сбежавшиеся на шум, причитали о Боге и о рае, понурив головы...А один
из врачей шепнул другому, что все беды оттого, что богатенькие люди балуют
своих сынков, покупая им роскошные автомобили, и что это послужит уроком хотя
бы для его товарищей и друзей, что это Бог его наказал, машину сначала нужно
заработать, чтобы потом гнать ее с такой бешеной скоростью…
За окном уже давно не пахло сыростью. Теперь трудно было бы даже
предположить, что совсем недавно Эмиль с наслаждением впитывал в себя этот
запах и именно он послужил причиной неизбежной аварии... И теперь только темные
разводы на немытых окнах напоминали о том, что по ним прошелся дождь.
Двадцать два года это много, когда смотришь в окно и уже не видишь
ничего, кроме светлых занавесок. Замечаешь только зацепку на ткани и стараешься
думать исключительно о ней, о том, что это, наверное, Ральф поцарапал ее. Небо,
проскальзывающее сквозь щель форточки, сумевшей избежать тюли, кажется каким-то
далеким и не родным. Хочется отвернуться
от него, не видеть, не знать, что оно чужое... Что звезды на нем лживые...
Аленька сидела на холодном паркете и перебирала фотографии, разбросанные
Тельманом по всей комнате. Школьные фотографии, на которых можно было вдоволь
наглядеться на Эмиля... Он везде смеялся, он любил воспринимать жизнь с
улыбкой, поглощать в себя только ее светлые оттенки, набрасывая их на черные
полосы, которым никогда не удавалось захватить его полностью. В комнате было
душно. Рыжий камин разбрасывался языками пламени, согревавшего квартиру, и в то
же время душил и заглатывал незначительные частички воздуха. Тельману хотелось
открыть окно и дышать морозным воздухом, от которого по коже бегали мурашки, дрожали губы, пальцы... Он
заметил, что когда ему бывает очень холодно, он не в состоянии думать о чем-то
постороннем, в такие моменты мысли всегда уносят к теплому камину, разобранной
постели и горячему чаю. А сейчас, в уютной домашней обстановке, апатия давила
на него со всех сторон. Казалось, что стены сужаются и вот-вот задавят его в
своих объятиях и он, наконец, отправится туда, куда счастливая звезда по ошибке
отправила его лучшего друга.
Если бы не Ральф, бегающий вокруг молчаливой Аленьки и виляющий хвостом,
могло бы создаться впечатление, что в этой комнате недавно умер человек.
- Он был единственным ребенком в
семье, - сказал Тельман. Вернее подумал, но сказал вслух, не смея более выдерживать
ледяную тишину. - Бедная его мама... Бедная Сабина, осталась совсем одна.
Аленька молчала. Она смотрела на резвого пса и удивлялась его
активности. Она знала. Она знала, что такое остаться одной. Она вдруг подумала,
что совсем недавно Ральф был щенком, маленьким и неуклюжим. Когда она принесла
его Тельману, мама была еще живой... Это было так недавно, словно вчера...
- Знаешь, - почему-то ответила
она, - Вчера я сидела в своей комнате одна. Было грустно и страшно… Было такое
чувство, что надо мной нависает очередная беда… А потом я налила себе душистый
жасминовый чай и посмотрела в окно. Там кружились растерянные пушистые
снежинки, которые монотонно падали вниз и даже не боялись этого. А потом еще
кто – то говорит, что счастья не бывает. Потом поставила любимую музыку,
«Арию», она обдала раненое сердце кипятком понимания, и мне показалось, что
вот-вот пушистый воздух обнимет меня своей первозданностью. Мне интересно
увидеть тех, кто не верит в счастье.
Бог улыбается мне из-за воздушных облаков… Всегда улыбается…сейчас Он
говорит, что мне очень идет сегодняшний вечер, говорит, что мне к лицу
одиночество. А потом еще кто-то говорит, что счастья не бывает.
Слова ее обернулись в дрожащий голос. На глазах наворачивались слезы. Но
она не плакала. В свои пятнадцать с небольшим лет она научилась наблюдать
жизнь… Не жить, а наблюдать. Так, как ей казалось, было гораздо легче. Тельман
молчал.
- А ты молись за Эмиля, - вдруг
сказала она.
- Девочка моя, ты не поверишь...
Вчера ночью я молился Богу... Эмилю хотелось, чтобы я молился за его душу...
Кажется, я начинаю во все это верить...
Хруст снега, выбиваемый твердыми и неторопливыми шагами Тельмана,
оборвал, казалось бы, нерушимую гармонию зимнего вечера. Тельман с
удовольствием наступал на редкий снег, примостившийся на траве. Снежная зима –
довольно редкая спутница города ветров. Она навещает Баку только тогда, когда
солнечный народ чувствует в груди безысходную тоску, не находит рядом руки,
которая смогла бы согреть его замерзшее сердце…Она приходит затем, чтобы
напомнить о главном: снег повсюду…зима повсеместна.…И если кто-то полагает, что
он одинок, он устремляет взор на одиноко летящие снежинки и понимает обратное.
Он уже привык видеть некогда оживленную
детскими голосами школьную беседку пустой и печальной. Впрочем, она все так же,
как и много лет назад, наполнялась детским смехом, свиданиями, возможно,
беседами о счастливых звездах,…но все это происходило утром, ознаменованным
бурным учебным процессом. А он приходил сюда только вечером, когда никто не мог
помешать ему унестись в прошлое… Он занял свое привычное место.
Что-то необъяснимое давило на грудь. Хотелось
плакать. Нет, не плакать. Рыдать. Он вспомнил Эмиля. Когда-то им было по семь
лет.
Вот они, подталкивая друг друга в бок, шагают по звездной тропинке и
обсуждают исправленную двойку в дневнике. Эмиль щурит глаза от солнца и
заливается смехом, представляя себе выражение лица учительницы, когда она
откроет дневник и начнет ворчать. Вот они миновали звездную тропинку, а
апрельское солнце все еще режет глаза. Они шутят над чем попало и продолжают
смеяться.
- Давай придем сюда вечером, -
скажет Эмиль и с лицом заговорщика прищурит глаза. – Чтобы было страшно!
- Давай! – ответит Тельман и на
весь оставшийся день окунется в предвкушение таинственного вечера в школе.
Вечер не принесет с собой ни вампиров, ни
сказочных фей, ни оборотней. Мальчики разочаруются, но потом примутся
рассматривать небо, усыпанное беспорядочными звездами.
- Видишь ту? – укажет пальцем в
небо оптимистичный Эмиль. – Самую яркую!
- Вот эту? – ткнет пальцем туда
же Тельман.
- Да! Самая яркая! Давай, это
будет наша звезда?
- А что она будет делать? – будет
недоумевать тот.
- Дарить нам все, что мы захотим!
– станет настаивать белокурый ребенок. – Она сделает нас счастливыми!
- Тогда я согласен, - ответит
удовлетворенный Тельман.
Шорохи чьих-то шагов разбудят тишину, царящую вокруг, и,
прижавшись, друг к другу, они подумают,
что это идут вамиры. Они не скажут ни слова, чтобы не выдать своего присутствия,
и станут терпеливо ожидать исхода.
- Не бойся, наша счастливая
звезда спасет нас, - чуть слышно прошепчет Тельман, а сам еще больше съежится
от страха.
Они увидят два призрачных силуэта,
направляющихся к ним по звездной тропинке. Покажется, что вдобавок, сейчас
что-то выскачет из –за угла, что-то очень страшное…Призрачные силуэты войдут в
беседку и станет легко и смешно. Парочка влюбленных, предпочитающая для
прогулок спокойные вечера, да к тому же это Нателла, старшеклассница из
соседнего двора.
- Вам спать не пора? – шутливым
тоном поинтересуется недовольный юноша.
- Мы уже уходим, - объяснит
тактичный Тельман. – Только скажите нам, что это за звезда? Вот та, яркая? – он
вновь ткнет пальцем в ночное небо.
- Полярная, - улыбнется юноша. –
А теперь марш отсюда.
- Созвездие Урса Минор, - важно
заявит Нателла, а юноша посмотрит на нее с восхищением.
Они оставят влюбленных наедине и побегут к
выходу, чтобы не испугаться еще раз. Ночь пообещает стать незабываемой.
- Урса Минор, не забудь, - важным
голосом заметит Эмиль другу.
Он не заметил, как на глазах вновь навернулись
слезы, и застыли на щеках, не успев упасть наземь. Хотелось отвлечься от
мыслей, и он стал наблюдать за своим дыханием, которое пронзало морозный воздух
огненным паром.
Перед глазами стоял белокурый семилетний
мальчишка, веривший в свое светлое будущее и в счастливую звезду… Его
заразительный смех, блестящие глаза. Этот образ произвольно смешивался с сырой
палатой и угасающим взглядом, пытающимся хоть как – то зацепиться за жизнь.
- Чертова Урса Минор, - сквозь
зубы процедил он и закрыл ладонями
мокрое лицо.
Она убила его друга, убила. А от него самого
она отказалась уже давно…отвернулась… И, наверное, втайне злорадствовала, что
ей удалось их так обмануть.
Он открыл лицо и в полубреду взглянул на
безмолвное небо. Луна висела на прежнем месте и делала вид, будто ее это не
касается. Миллиарды звезд, разбросанные вокруг нее, тоже оставались
хладнокровными и безучастными. Кто знает, быть может, они, подобно «счастливой»
звезде Тельмана и Эмиля, разбили вдребезги миллиарды надежд, взлетов, мечтаний,
жизней… Он озлобленно вперил взгляд в «Счастливую» звезду и все пытался понять
ее иронию. На какое – то мгновение ему показалось, что она оторвалась от
созвездия Урсы Минор и начала стремительно падать вниз.
«Она падает», мелькнуло в потемневшем
сознании. Он упал вслед за ней на землю, и, вцепившись зубами в рукава своего
пальто, заскулил. Все потеряло значение, все… Ему нужно только добраться до
кладбища и рассказать Эмилю, что она упала...
Шершавые листья покачнулись от ветра. Снег, не обращающий никого
внимания на падающую звезду, терпеливо ожидал чьих – то шагов. Редкая гостья,
снежная зима, шепнула Тельману, что все не так уж плохо…Что если падает звезда,
значит где-то ее заметит ребенок и загадает желание.…И кто знает, быть может,
на этот раз оно сбудется…
Баку, июль.